— А хотя бы одно такое показательное судилище было? — с явным скепсисом осведомилась Нессель; он кивнул:
— Было несколько. В основном — над людьми из прежних служителей, в первые годы, когда Конгрегация лишь начинала меняться. Кое-кто никак не желал усваивать, что Знак им вручен не для того, чтобы дать больше возможностей для удовлетворения собственных желаний… Идем, — чуть повысил голос он, не дав своей временной подопечной продолжить. — Время уже давно обеденное, и лично я предпочел бы продолжить беседу не с пустым желудком.
Нессель вздохнула, бросив на него угрюмый взгляд, но вслух не возразила. За трапезой лесная ведьма также не произнесла ни слова о Конгрегации, пропавшем inspector’е, грозящей предателям каре или собственной вере в ее справедливость; она вообще все больше молчала, уставившись в свою миску и украдкой поглядывая по сторонам. Покончив с обедом, Нессель торопливо ушла в комнату, а Курт остался за столом, разглядывая список причастных к делу и медленно потягивая местное пиво.
— Майстер Гессе…
На голос рядом с собою он обернулся неспешно, без особенного удивления увидев Ульмера; молодой инквизитор переминался с ноги на ногу, ожидая дозволения говорить дальше и косясь по сторонам, точно всякий миг ожидал немедленного и страшного нападения вражеских орд.
— Петер, — поприветствовал его Курт и кивнул на скамью напротив: — Садись. Тебя снова погнал ко мне старик Нойердорф?
— Нет, — мотнул головой тот, примостившись на край скамьи. — На сей раз я сам попросил…
— Но?.. — подбодрил Курт, уловив заминку в голосе следователя; Ульмер помедлил, вновь бросив взгляд вокруг, словно желая убедиться, что никто не смотрит в их сторону, и спросил со вздохом:
— Позвольте мне говорить прямо, майстер Гессе?
— Хотелось бы, — согласился он как можно благодушней.
— Хорошо… — с заметной неловкостью кивнул сослужитель, явно тяжело подбирая слова. — Я… я понимаю, зачем вы здесь. Попечительское отделение заподозрило, что Официум ведет расследования недобросовестно, а то и впрямую нарушает заветы Веры, закон и тем порочит имя Конгрегации. И в исчезновении, а если говорить без обиняков, убийстве майстера Штаудта подозревают одного из нас. Явившись для его розыска, вы de facto явились ради того, чтобы сделать его работу, чтобы выяснить, не поселилось ли предательство в наших рядах, и если да — покарать изменивших клятве.
— Карать — не моя работа, — осторожно заметил Курт; Ульмер кивнул:
— Да-да, я понимаю. Вы лишь укажете на того, кто виновен, и предадите его суду. И вот для чего я пришел… Понимаете, майстер Гессе, когда я начинал свою службу, я знал, что до высшего ранга никогда не поднимусь; я получил Знак и Печать, меня сочли достойным следовательского чина, но все, и сам я в том числе, понимают, что я не обладаю особенным чутьем или острым умом, каковые могли бы поспособствовать моему возвышению. Я к этому и не стремился: все, чего я желал — это делать то, на что достанет сил. Я без скромности могу заметить, что на прежнем месте моей службы в проводимых мною расследованиях не бывало ошибок. По крайней мере, таково мнение руководства и на это надеюсь я сам. И когда меня перевели в Бамберг, я ничего иного и не желал, и до сей минуты все, чего я жажду всею душой — это исполнять свою работу как должно. Майстер Нойердорф, я знаю, уже рассказал вам, из чего по большей части состоит наша служба в этом городе, и позвольте сказать: я ничуть этим не удручен. Покидая академию, я, разумеется, грезил битвой с еретиками и чудовищами, но мир показал мне — порой страшней всего то, что делают с людьми люди же, такие же, как все, добрые христиане. И когда я просто брожу по домам, разыскивая свидетелей обычного душегубства, свершенного из корысти или злобы — я не чувствую, что теряю время своей жизни напрасно. Я делаю то, для чего меня и воспитали: посильно способствую уменьшению зла в нашем мире.
Ульмер умолк ненадолго, не глядя на собеседника и уставившись в стол; Курт молчал тоже, не торопя его, ни о чем не спрашивая и ни слова не говоря.