Выбрать главу

В то утро в только что вышедшем номере «Известий» был напечатан мой очерк о Давиде Ойстрахе. Могучий талант Ойстраха восхитил меня, а когда я, перед тем как писать очерк, побывала у него дома, восторг мой удвоился. На столе Ойстраха лежал слепок с руки Изаи, и я не могла оторвать глаз от этой великолепной кисти, широкой и сильной, как рука рыбака, с длинными, чуткими пальцами музыканта. Впервые я увидела вблизи скрипку, на которой играл Ойстрах: вынутая из футляра, беззащитно доступная, она поражала лебединой простотой своей формы, таинственным, тусклым блеском драгоценного дерева. Партитуры скрипичных концертов, нотные папки, портреты великих дирижеров, огромный распахнутый рояль — сама музыка была хозяйкой этого дома, главенствовала в нем.

Все увиденное настолько меня сразило, что обильные метафоры и нарядные фразы сами собой слетали с моего пера: очерк был заполнен ими до краев. Я так берегла их, что просидела в редакции до глубокой ночи, сторожа каждую строчку, чтобы ее не вычеркнул редактор.

Заснула я поздно. Рано утром меня разбудил телефонный звонок. — Говорит Ойстрах, — прозвучал в трубке задыхающийся от смеха, знакомый голос Бабеля. — Я хочу поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали…

И тотчас же, словно освещенное лучом беспощадного прожектора, мое собственное сочинение предстало передо мной в совершенно ином виде.

Как, как я не видела его чрезмерной пышности еще вчера? За «превосходными степенями», которые ничего не могли добавить к ореолу и без того прославленного скрипача, я упустила его душу, ничего не рассказала об одержимом трудолюбии Ойстраха, о его непримиримой взыскательности к самому себе, удивительной скромности, спокойной простоте, юморе — о многом, что было ему присуще как музыканту и человеку. Сколько раз потом, когда меня искушала ложная нарядность фразы, в моих ушах звучал знакомый, задыхающийся от смеха голос: «Я хочу поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали…» И я тотчас же зачеркивала ненужную строку.

Ох, как хочется, чтобы таких строк не было в рассказе о самом Бабеле! А написать о нем все-таки решилась, ибо поняла, что уже не могу не написать.

Впервые я встретила Исаака Эммануиловича Бабеля в Москве, у писател Михаила Левидова.

Человек тонкого и ироничного ума, остроумнейший собеседник. Левидов был жаден до разговоров: в доме у него, в небольшом кабинете, уставленном по стенам ореховыми книжными шкафами, собирались за чаем писатели, журналисты, режиссеры, актеры, художники, шли творческие споры, обсуждались литературные события, театральные премьеры, новые книги. Приходить к Левидову было всегда интересно. Знакомый писатель, по доброте своей, привел меня, начинающего литератора, в этот радушный дом; познакомившись с семьей Левидовых, я стала бывать у них часто.

В один из таких вечеров у входной двери позвонили, и хозяйка пошла встречать очередного гостя. Левидов, расхаживая вдоль книжных шкафов, сыпал парадоксами. Вдруг, прервав свою речь, он прислушался, и его подвижное лицо с всегда иронической складкой у тонких губ стало непривычно серьезным.

— Если зовут человека в гости, — ворчливо сказал в коридоре незнакомый голос, — если зовут человека в гости, а сами живут на шестом этаже, надо его предупреждать заранее, что лифт не работает, не работал и, наверное, не будет работать никогда.

— Это Бабель, — произнес Левидов с особой и неожиданной для мен значительностью. — Пришел все-таки…

Левидов быстро направился к дверям.

Но гость уже входил в комнату.

Я никогда не встречала Бабеля в Одессе, хотя для обоих нас Одесса была родным городом. Он уехал оттуда много раньше, чем я, до Одессы только долетали слухи о стремительном успехе его первых, напечатанных в Москве рассказов. Нас, молодых сочинителей, эти рассказы поражали своей мускулистой энергией, новизной красок, бесстрашием метафор: проза Бабеля была для нас одновременно открытием и потрясением.

И вот сейчас Бабель вошел в комнату, и я увидела его своими глазами.

Внешность его, по первому впечатлению, могла бы показатьс непримечательной, и вместе с тем, увидев Бабеля хоть однажды, его нельзя было ни забыть, ни с кем-либо спутать.