Мужики кое-как обошли мою машину, направляясь к багажнику. Вытирая бегущие по щекам слезы и похрюкивая от смеха, я нажала на кнопку, открывающую багажник. Огромная картина не помещалась в мой достаточно внушительный для рядового хечбека багажник. Мужикам пришлось сложить задние сидения, чтобы запихнуть плод больной фантазии художника.
Пока Богданов прощался с мужиками, я оглядывала творенье. Очевидно, что его писали красками на холсте, а не распечатывали. Хотя, сейчас за деньги любой фокус провернут. Богданов был очень на себя похож, только морда против обыкновения не с ленивым выражением хозяина мира, а воинствующим, даже грозным призывом. Казалось, он вот-вот, разомкнет напряженные уста и издаст боевой клич.
Богданов распахнул пассажирскую дверь и аккуратно, чтобы не задеть соседнюю машину, стоящую в опасной близости от моего правого борта, протиснулся на сиденье.
Богданов достаточно высокий, поэтому его колени немедленно уперлись в бардачок, он хотел было отодвинуть сиденье, но сзади мешала картина.
- Убожество, а не машина, - раздраженно резюмировал он, бросив на меня недовольный взгляд оскорбленного аристократа.
И это настолько не вязалось с его благородным ликом изображенным на холсте, что я, не удержавшись, снова рассмеялась. Он досадливо поморщился и попытался сесть удобнее, максимально широко разведя ноги, но из этого ничего не вышло, и он, недовольно цыкнув, закатил глаза.
- Куда тебе? – после его картины, подарившей мне такой хороший заряд настроения, я спросила это даже миролюбиво.
- Дрезден. Жилой комплекс на Кирова знаешь?
Я кивнула и начала выезжать с парковки. Мы ехали молча. И что самое важное доехали достаточно быстро. Я остановилась перед шлагбаумом, отделяющим элитную многоэтажку от двора простых смертных. Богданов кивнул выбежавшему из вычурной будки охраннику и мы въехали на территорию.
- Давай к первому подъезду. – Негромко произнес он, для наглядности махнув рукой туда, куда нужно было ехать, а когда я припарковалась, с привычной насмешкой посмотрел на меня, - ну и чего ты сидишь? Давай вытаскивай картину и пошли. Донесешь до квартиры.
- Я? – приподняв бровь, уточнила на всякий случай, но нет, я не ослышалась:
- Ну а кто? – развеселился он, с наслаждением наблюдая за тем, как от злости у меня перекашивается лицо. – Давай, Настасья Сергевна, подымай седалище.
Последние слова он договаривал уже вытаскиваясь из моей машины. Разозлившись, я открыла дверь и выйдя на улицу злобно уставилась в глаза нахалу, иронично глядящему на меня, оперевшись о арку пассажирской двери.
- Богданов, ты знаешь, это уже не в какие ворота! Сам тащи свою картину! Одно дело поручения выполнять, да даже возить твою наглую тушку, и совершенно другое вот это вот унижение!
- Альтернатива? – утробно мурлыкнул он, и опасный блеск его глаз заставил пробудиться страх в груди. – Детка, давай на чистоту. Вчера был базар за то, как ты можешь избежать моего заявления и соответственно срока. Отсасывать ты мне не захотела, и очень зря, между прочим. Ибо все закончилось бы в разы быстрее, чем сейчас затянется. Умоляла меня о возможности по иному отработать. Я редко бываю таким щедрым, но дал тебе эту возможность, так что цени это, а не выебывайся. За все надо платить. Вот и делай, как я говорю, иначе государство накажет тебя за твои бесчестные методы обмана людей и ведения бизнеса.
- Слушай, - почти дружелюбно произнесла я. – Ну давай как-то по человечески, а? Давай я просто верну тебе все деньги? И еще добавлю в знак компенсации? Леш, ну давай мирно разойдемся?
Он склонил голову, со смехом глядя на меня.
- Нет.
Я убито прикрыла глаза и протяжно и медленно выдохнула, пытаясь успокоиться. Помогло мало. Вернее, не помогло совсем. Эта тварь пойдет до конца. И мне придется унижаться, ведь для него это важно. Он садист. Настоящий подлый садюга. И не в моих интересах воспринимать все в штыки, его это ведь так забавляет. Перетерплю. Перетерплю…
Я захлопнула дверь и молча достала из багажника картину, глядя на него как на лютую вражину. Богданов довольно хохотнул и пошел к подъезду.
Из-за гадского громоздкого полотна, загородившего мне почти полностью весь обзор, я ни черта не видела, и поэтому небрежное предупреждение Богданова: «Ступеньки», пришлось как нельзя кстати. Я застыла у входной двери, в ожидании пока Богданов разблокирует домофон и пустит меня внутрь, но он просто потянул на себя дверь и зашел первым. Мне пришлось торопливо бочком заскочить следом. Джентльмен из него, как и рыцарь с картины совсем никакой.
У меня язык бы не повернулся назвать подъезд коридором, он больше напоминал лобби недешевого отеля. Весь отделанный мрамором и лепниной, освещенный красивыми люстрами под сводчатым высоким потолком. Пока я с интересом оглядывала чудо дизайнерской мысли, к нам подошел пожилой консьерж, протягивая ключи остановившемуся Богданову.
- Добрый вечер, Алексей Николаевич, - улыбнулся дедушка в отглаженной черно-белой форме, и повернулся ко мне, никак не выказав никаких эмоций, кроме бесконечной доброжелательности, - здравствуйте!
Эка выдрессированный какой. Словно бы к Богданову каждый день девки с картинами шастают.. Впрочем, кто этого гада знает. Может и шастают.
- Добрый, Степан Юрич. – Богданов направился к лифтам в некотором отдалении от стойки консьержа, разделяющей роскошный коридор на две половины. – Почты не было?
- Никак нет, Алексей Николаевич. – Ответил консьерж, возвращаясь на свое место. – Вам в квартиру занести, как принесут?
- Нет. Я сам заберу. Напомните мне. – Произнес Богданов кивнувшему консьержу, делающему заметку в журнале и зашел в распахнувшиеся двери зеркального лифта.
Я зашла следом, наконец опустив нижний конец картины на пол и прислоняя ее к хромированному широкому поручню.
- Сплошное позерство. – Фыркнула я, оглядывая себя в зеркале и поправляя выбившиеся из конского хвоста пряди.
- Для плебеев да. – В тон мне ответил Богданов, облокачиваясь спиной о стену. – Зайдешь на чай? Могу поднять цену за допуслуги.
Я смерила его презрительным взглядом и первой вышла из лифта остановившегося на последнем семнадцатом этаже. Здесь пол был устлан красивым ковролином, в остальном коридор не уступал по роскоши парадной, разве что потолки были ниже.
Богданов обошел меня, я мстительно задела его плечо картиной, он лишь насмешливо на меня посмотрел, отпирая ключами самую дальнюю в коридоре массивную дверь. Зайдя в квартиру включил свет.
Я привалила картину к входной двери и с интересом огляделась. Европейские стандарты с высокими потолками и просторной прихожей. Дизайнерский ремонт в стиле минимализма и в серо-белых тонах выглядел приятно, но как-то холодно. Не было уюта.
- Так зайдешь? – через плечо бросил мне Богданов открывая дверь шкафа купе во всю стену справа от двери и вешая пальто на вешалку.
Я скептично на него посмотрела и развернувшись на пятках пошла обратно к люфту. За спиной закрылась дверь.
Ванна дома совсем остыла, да и настроения уже не было. Осушив за раз бутылку вина почти до половины, я быстро ополоснулась в душе и завалилась спать.
Следующая неделя прошла на взводе. Богданов звонил в основном в обед и гонял меня по всему городу, как своего личного курьера. Там бумаги забери, туда их отвези. Потом оттуда забери и отвези уже в другое место. Я злобно материлась, но ехала. Иногда опаздывала, вследствие чего тысяча с меня не списывалась. Но Богданов находил иное дело – еду ему с ресторана привези, забери куртку с химчистки, гантели купи. Да еще, видите ли, его не устраивают те, что я купила, езжай обратно и сдавай в магазин и покупай нормальные. За свой счет, разумеется. По итогу, к субботе с меня списали всего восемь тысяч рублей и половину нервных клеток.