- Ну, давайте, давайте, давайте!...Четыре "Балтики", третий номер, - Апостол полез за деньгами, но я его остановил:
- Теперь моя очередь, - и присовокупил к "Балтике" рыбную закуску-ассорти. Апостол подхватил пиво и направился к дальнему столику.
- Странный у вас приятель! Кто он такой? - спросили за стойкой, отсчитывая сдачу.
- Это талантливый русский поэт... - я представил Апостола по имени-отчеству. - Он хороший поэт, но ему сейчас плохо. Нам всем сейчас плохо! Мы друга хороним.
- Тоже поэта?
- Нет, просто друга. Это больше, чем поэт...
Под прохладную "Балтику" и хорошую рыбную закуску будущее кажется намного лучше, чем настоящее. И уж во всяком случае, не хуже, чем прошлое.
- У меня скоро новая книжка выходит, сто двадцать четыре стихотворения, - говорит Апостол. - Почти все новые, из старых - штук двадцать, не больше.
- Поздравляю. А какой тираж?
- Всего тысяча. Мало!
- Это как сказать! У нас в Волгограде таким тиражом только прозу выпускают, и то не часто, а стихи - экземпляров триста, пятьсот...
-У вас в Волгограде и поэтов-то нет! - вырывается у Апостола. - Ну, разве что Миша Зайцев, слышал я о нём, потом ещё Сережа Васильев... Помнишь Васильева? С нами на курсе учился?
- Помню, конечно. Правда, видел его в последний раз лет десять назад, и то случайно.
- Мог бы в Союз писателей и почаще заглядывать.
-Ты же знаешь, я литературные тусовки не люблю...
Апостол молча пьёт пиво, думает о чём-то своём. Потом говорит:
- На днях я одно большое стихотворение написал. С посвящением. И с эпиграфом.
- Интересно, кому же посвящение?
- Анри Волохонскому. Это поэт такой. В Израиле жил, сейчас в Германии.
- Понятно. А эпиграф откуда? Из него же?
- Да нет, из тебя. Взял пару строчек из "Сентября".
- Что за строчки?
- Вот эти: "... Но звезду я ударил веслом - и звезда потемнела, // И звезда - зашаталась, и рухнула к рыбам звезда!"
- Значит, Анри Волохонский и я? Неплохая компания, - топлю я в пиве невольную улыбку. - Мог бы сюда и ещё кого-нибудь добавить. Шолом-Алейхема, например. А то ведь без третьего, сам понимаешь... несподручно!
- Ты не язви, просто так надо, - роняет Апостол. - Я тебе это стихотворение потом пришлю, вернусь из Москвы - и пришлю. - И добавляет: - Хотел его в сборник включить, но передумал. Пусть пока полежит...
Через неделю после Витькиных похорон, 29 сентября, Апостол пришлёт мне обещанное стихотворение "Дом и Река". "Серёжа, это литейная отливка. Будь первым редактором. Буду рад. Заусенец и пузырей пока много", - припишет он пару строк.
Разобравшись с "заусенцами", я отправил Апостолу письмо:
"Стихотворение прочитал. Вот несколько беглых замечаний.
По-моему, ты совершенно напрасно перемежаешь четырёх, - и трёхстопный ямб пятистопным анапестом. Не мучь читателя - не заставляй его то и дело переходить с частушки на реквием! Это в шутку. А если серьёзно, то я воспринял твой "Дом" как два "стихотворения в стихотворении", которые автор зачем-то разбил на фрагменты и перетасовал их, как карты в колоде. Не лучше либыло бы выстроить "Дом" по частям - часть первая, часть вторая?
Ты великолепно раскрыл образ Реки из "Сентября", по сути, талантливо расширил границы стихотворения и провел лирического героя от "И не прожита жизнь для того, и не найдено слов" до "И скользнул в глубину за утопленной нами звездой". Это замечательно! Хотя в той части, которая написана анапестом, явно не хватает концовки - буквально одного четверостишья. Должен быть финал, без него стихотворение зависает над бездной.
Что же до языка...Ты странным образом соединил Древнюю Русь и не менее древний Египет, смешал Восток и Запад, Рим и Москву, Перуна и Прометея... Стихотворение перегружено литературными аллюзиями, а это, как мне кажется, не всегда хорошо.
Кое-какие пометки я оставил по тексту стихотворения. Глянь. Может, с чем-то и согласишься".
Ответ от Апостола пришёл в тот же вечер:
"Серёжа, конечно, в деталях ты прав. Я посылал тебе черновой вариант стихотворения, и сам уже сделал много правок. Некоторые из них сошлись с твоими.
А вот в смысле идеи - согласиться с тобой не могу.
В моём стихотворении вовсе нет реки из "Сентября".
Есть - Река Времени и Памяти.
Никому в голову не придёт удивляться или возмущаться тем, что в аду Данте (у Кузнецова) совмещены персонажи разных времён, пространств и даже цивилизаций. Любопытно, что в аду все люди говорят на одном языке!