– Я просто не хочу без него, смогу, но не хочу. – Я опять посмотрела на статуи. – Я люблю его.
Последние слова я уже шептала. Просто не могла остановиться. Стояла посреди храма на коленях, то плача, то смеясь и шептала одни и те же слова: «Я люблю его, люблю.» Сколько так прошло времени – не знаю. Просто через цветные витражи уже светило солнце. Просто служитель храма поднял меня с колен и вывел из храма в сад усадив на пустующую скамейку.
– Сегодня светит солнце. Яркое и редкое в это время года солнце. Если это не ответ Безликого и Девы на вашу молитву, то я уже и не знаю, что может быть вам ответом.
Он ушел. Я еще долго сидела на скамейке. Вокруг голые и безликие деревья. Солнце ярко светило, но совсем не грея. Я замерзла. Но продолжала сидеть обнимая себя руками. Мальчонка лет шести – семи, я заметила не сразу. Слишком погрязла в своих мыслях и печали. А он, грязный, в штопаной одежде и сереньком не по размеру большом пальто сидел рядом и смотрел на меня.
– Леди кого-то ищет? – Спросил сияя беззубой улыбкой.
– Да. Леди ищет. Ищет того, кого не стоило отпускать.
– А зачем тогда отпустили?
– Потому что глупая леди струсила.
– А кого леди ищет, может я знаю и помогу?
– Милорда Алекса, ранее служившего в страже, Александра…
– Этого? – Удивленно перебил мальчонка. – Так сходите к нему домой. Чего плакать как девчонка? Ой, вы же и есть девчонка. Вы что, не знаете где он живет? Вас провести?
– Да! – Восторженно вскрикнула я и обняла грязнулю. Он выкрутился из моих объятий и так по-мальчишески брезгливо посмотрел на меня отодвигаясь подальше от меня на скамейке. Толи решил, что леди сошла сума, толи как любой мальчишка его возраста, считает себя слишком взрослым для нежностей. И принял решение держать дистанцию. Да и думаю, заплаканное, опухшее лицо, растрепанные волосы и горящие надеждой глаза не придали ему уверенности в моей разумности. Но этот мальчонка, для меня он словно посланник богов, он дал мне надежду, он раскрыл крылья за моей спиной. Я шла не запоминая дороги, вообще не смотря по сторонам, боялась потерять мальчонку из виду. Нервно хихикала в предвкушении и ожидании такой важной для меня встречи с дорогим сердцу человеком. Я не видела никого и ничего кроме ребенка впереди. И поплатилась. Только оказавшись на пороге дома, я оглянулась и заметила заколоченные окна. А мальчонка постучал в дверь и мигом исчез. Дверь мгновенно открылась. Огромный мужик занимал весь дверной проем. Высокий, широкий в плечах, чисто, но небрежно одетый. Седая голова еще хранила воспоминания темными прядками волос. Через все лицо у него был шрам, широкий, не ровный и уродливый, а еще устрашающий. Он рассекал лоб и правую бровь, уродовал нос и левую щеку. И по подбородку уходил вниз на шею и глубже, скрываясь за воротником рубашки. Но ни это напугало меня. Его взгляд. Злой, ненавидящий, жестокий.
– Нравлюсь?
– Я сделала шаг назад и уперлась спиной в два плеча принадлежащих разным людям. Оборачиваться не стала, да страшно, но по сути не важно кто сзади. Передо мной стоит сам ужас во плоти. Он важен сейчас и опасен. Он радостно ухмыльнулся, ему доставляло удовольствие наблюдать за моей реакцией на него. Нравился мой страх, хотя нет, это был не страх – ужас. Это и придало мне сил и уверенности.
– Добрый день милорд. Это юное создание, что постучало и сбежало, – я обернулась указывая направление где уже давно скрылся мальчишка, заодно оценивая тех, кто стоял за мной – с ангельской внешностью, привел меня на ваш порог, утверждая, что здесь проживает милорд…
Договорить я не успела. Мой ужас со шрамом через все лицо схватил меня за шею и сдавил. Не убивая, а придушившая, частично лишая воздуха и не давая мне даже шанса пошевелиться. Те двое, что стояли сзади, вывернули и связали мне руки за спиной.
– Тебя мы и ждали, куколка. Хм, Катарина дэс Вильямс. Теперь этому птенчику придется подчиниться.
– Седой, ты уверен? Мальчишка силен.
– А эта дамочка ему важна, вон как запугал весь город.
– Как бы он не занялся нами.
– Не сможет. Вяжи ее, крепко вяжи. И рот чем-нибудь заткни. А потом берите кобыл и валите из города. Как я и говорил раньше, останавливаться только на ночь, дольше одной ночи на месте не сидите. В крупные города не суйтесь. Девку не портить. Ни на что не подсаживать. Кормить не забывайте. И к нашим не суйтесь. Денег вам хватит на долго. А там я дам знак.
Меня связали пока этот ужас, Седой, придавливал мне горло держа за шею мертвой хваткой. А когда он отпустил заткнули рот. Одели на голову пыльный и абсолютно не прозрачный мешок, завязали его на шее. Не плотно, чтобы не душил, но снять его не получится. Потом грубо закинули на плечо и отнеся куда-то бросили. Судя по запаху – это была конюшня. Потом, судя по звукам, был экипаж и долгая дорога в неизвестном направлении. Таверны и постоялые двора сменялись одна за другим. Каждая ночь на новом месте. Меня вносили в жилую комнату глухой ночью. Развязывали, кормили, иногда давали возможность помыться за ширмой у глухой стены, а они не покидали комнаты. Нужду я справляла также, под присмотром из-за ширмы или кустиков в дороге, на которых уже не осталось листвы. Спала я под присмотром, один из них всегда дежурил. Второй спал рядом на широкой кровати привязывая меня к себе. Говорить они со мной отказывались, просто молчали, игнорировали. Я потеряла счет времени. Постоянная темнота. В мешке на голове или за окном очередной комнаты. Кричать или звать на помощь не пыталась. Судя по комнатам и крикам из-за стен, никто не поможет. Со временем перестала и пытаться заговорить с ними. Уже забыла, как звучит мой собственный голос. От веревок на теле оставались следы, синяки, не успевающие за несколько часов сна сойти, а со временем на руках появились натертости, ссадины и ранки все увеличивающиеся в размере и срастающиеся в одну целую, сплошную рану вокруг запястья. Со временем они стали тревожится. Постоянно оглядываться. Выбирали глухие дороги. Ночевали в заброшенных охотничьих домах в лесу. Если и заезжали на ночлег, то в глухие и далекие деревни. Из обсуждений и споров я поняла, что на их банду ведут охоту. Во всех городах и селениях убивали подельников или они исчезали бесследно. Их семьи исчезали. А потом внезапно появлялись в столице на королевском суде. Мои похитители боялись. Боялись ослушаться седого. И боялись также быть убитыми или подвешенными после суда. Они все чаще косились на меня. Стали проявлять молчаливое внимание и заботу. Мы по-прежнему все время были в движении, все время в неизвестном направлении. Но теперь мне давали возможность подольше помыться, мои раны от веревок лечили. А мне давали возможность размяться. В лесу делали остановки и развязывая давали возможность походить. Все тело ломило и болело. Ходить получалось с трудом и превозмогая боль, онемение и дрожь. На теле даже через одежду проявлялись синяки с рисунком веревки. Я так мало двигалась, что даже мыться мне было больно.