Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как он в прошлый раз мог сказать о себе подобное.
— А чего ты в печали?
— Да некоторые люди на этой фирме ведут себя так, словно у них есть с собой запасная челюсть. — Олег откинулся на спинку стула и устремил глаза в потолок. — Увы, это система, не исключение. Куда катится мир? Помяни мое слово: когда-нибудь это все закончится гнусной уголовщиной.
— А ты не сгущаешь краски?
— Нет, константирую факт.
— «Констатирую», — опять не утерпел Пастухов.
Новый взгляд с прищуром.
— Ты что, из этих… из граммар наци?
— Нет.
— Значит, в прошлом что-то… Редактор? Писатель?
Едва заметная тень, промелькнувшая по лицу Пастухова на последнем слове, не ускользнула от внимания гостя.
— Да ладно?! — восхитился он. — Творческая личность? И что пишешь?
— Фантастику и детективы, — неохотно произнес Пастухов. — Писал. Бросил давно.
— Почему?
— Писательство плохо сочеталось с семейной жизнью. По крайней мере, с моей. Рите не нравилось, что я «кучу времени трачу на ерунду в ущерб семье».
Олег аж крякнул:
— М-да, тяжелый случай. Жена писателя должна быть музой, а не инквизитором.
— Наверное, — односложно отозвался Пастухов. От хорошего настроения не осталось и следа — разговор уже не на шутку тяготил его.
А взгляд Дужникова упал на его руку:
— Ага! — воскликнул он, не обнаружив кольца. — В разводе, да?
— Да.
— Так начал бы писать снова.
Пастухов пожал плечами:
— Настроения нет. Муза, наверное, обиделась и улетела. Так что теперь я бывшая творческая личность.
— Творческие личности бывшими не бывают, — назидательно заметил Олег. — Кстати, у меня для тебя сюжет.
— Я же тебе сказал…
— Да ладно, чего ты сразу в отказ? Послушай сначала.
— Ну? — уныло спросил Пастухов, наливая себе кофе. Эх, а так все хорошо начиналось! Надо было молчать в тряпочку про писательство.
— Итак, фирма. Доблестный админ несет свою трудовую вахту. Не скажу, что это подвиг, но что-то героическое в этом есть. И вот, неся свою вахту, он замечает странное…
Когда он закончил, Антон ошеломленно посмотрел на него.
— Однако! — проронил он. — Забористая у тебя трава!
— Не поверишь — не курю — своей дури хватает… Так что скажешь?
— Нууу… Все это сон напоминает. А из снов редко получаются сто́ящие сюжеты — у них другая логика, а чаще всего — отсутствие всякой логики.
— Эх ты, а еще творческая личность, — вздохнул Олег и вдруг вдохновенно процитировал: — «Ибо глупость ваша безгранична и необъятна, как Вселенная. Мы долго обсуждали это в могиле… Судя по отзывам Пластилина Мира, вы цепляетесь за видимость, ничего не хотите знать о многообразии форм проявления жизни, презираете маскарад, не понимаете творческой силы противоречия и требуете, чтобы каждый отвечал за свои слова». Клюева еще не начал читать? Начни — тебе будет полезно.
— Интересный ты тип, — задумчиво произнес Пастухов, разглядывая собеседника. — Но, кажется, я начинаю понимать, что ты из себя представляешь…
— Я тебя не избирал меня истолковывать, — возразил он, кажется, опять цитатой. — Я для этого дела себя избрал. Есть такой принцип: познай себя. А такого принципа, как познай меня, — нету. Между тем познать — это и значит истолковать. Так что отойди от меня в сторону… И там заткнись. А я себя без твоей помощи истолкую, — и он снова расхохотался.
Несколько секунд Антон переваривал обрушившийся на него поток сознания.
— Ты правда хочешь, чтобы я про это написал?
Дужников пожал плечами.
— Мне пофиг, веришь, нет… а не веришь — мне и это пофиг. Мое дело — заронить зерно, — тут он выразительно постучал себя по лбу указательным пальцем, — а дальше хоть трава не расти… Ладно, ты тут думай, а я пойду… — и плывущим по океану айсбергом покинул комнату.
На обед Пастухов, как всегда, ходил в столовую, расположенную в том же офисном центре тремя этажами ниже. Туда ходили не только сотрудники «Ронина», но и нескольких других фирм, квартировавших по соседству. Обычно Антон старался обедать пораньше, где-то в 12:45, чтобы не попадать на «час пик», но в этот день заработался и спохватился, когда уже было поздно идти пораньше. Помимо очереди на раздаче «час пик» «порадовал» дефицитом свободных столиков. Пастухов стоял с подносом и растерянно озирался, пытаясь сообразить, куда бы сесть, когда услышал знакомый голос:
— Антон! Как вас по батюшке? А, точно, Ростиславович!