Хочется счастья? Вон же его — навалом, только тебе нездешнего подавай: чтобы такого наглого, цветом в просинь, выйти во дворик и на весь мир орать. Кстати, скажи, кого ты ночами просишь то отпустить, то руки не убирать? В мякоть подушки — выкрик голодной чайки, зубы покрепче стиснуть, иначе — взрыв. Ваша любовь — немыслимая случайность, ты это даже сможешь понять, остыв… Или не сможешь. Пятая, сто вторая — грабли все те же, очень похожи лбы.
Кто я? Смешной хранитель, рисунок с краю шустрой, дурной, плаксивой твоей судьбы.
Будет еще темнее и больше в минус, будет, возможно, лучше — вопрос кому. Я по любому сразу на помощь кинусь, хоть на войну, хоть в облако, хоть в волну. Я не смогу судьбу разобрать на части, ни переделать, ни облегчить пути…
Просто добавлю сверху немного счастья, чтобы тебе хватило на перейти.
Хоть порвись на клочья…
Хоть порвись на клочья, хоть наизнанку вывернись —
Не спасти, да что там, просто не удержать.
У неё в глазах живёт золотая искренность,
Что куда больнее выстрела и ножа.
У её кошмаров — запах вина и жалости,
У бессонниц — привкус мёда и молока.
Будешь плакать? пить коньяк? умолять? — Пожалуйста.
Только лучше молча выпей ещё бокал.
Безысходность дышит яблоком — до оскомины,
Голубые луны светятся горячо.
Ей судьба давно отмерена и присвоена
Инвентарной биркой-лилией на плечо.
Да куда ты — брось рюкзак, не спеши, успеется.
Положи на место ключ… я сказала — брось!
Это ей — дорожный знак, ветряные мельницы
И чужие жизни, прожитые насквозь.
А тебе — июльский вечер в саду под вишнями.
Сигарета, тремор пальцев, искусан рот.
Это больно, чёрт возьми, становиться лишним, но…
Потерпи, пройдёт. А может быть… нет, пройдёт.
Баллады Авалона
Кровью наполнены Брайд и Бойн{1},
Кровью кипит залив.
Месть, моя девочка — вот закон
Древней твоей земли.
Месть, мясорубка, неравный бой,
Все сыновья… Не плачь!
Ты — королева, а значит, пой,
Раз за спиной — палач.
Берег осклизлый, седой песок,
Бледной луны стручок…
Камень целует тебя в висок
Нежно и горячо.
* * *
Тише! Слышишь шёпот камня,
Шорох волн?
Шхеры щерятся клыками —
Авалон.
Ввысь — скалы косые скулы,
Мох — руно.
Что там, дули или дула?
Всё равно.
Стылый воздух, синий вереск,
Горный мёд.
Можно выстрелить, не целясь —
Не убьёт.
Не вопьётся на излёте
Под ребро
Ни свинец, ни сталь, ни злое
Серебро.
Не сразит, не покалечит
Ни на грош.
Кто сказал, что время лечит?
Это ложь.
Вон у лекаря вспухает
Вместо рта
Бессловесная глухая
Темнота.
Выест память, выпьет строчки
Из души —
Ни пощады, ни отсрочки
Не ищи.
Но пока ещё осталось
Полглотка,
Запиши себя на скалах,
В облаках,
Острым лезвием по коже
До кости…
Ты… меня? А я… о боже!
Всё.
Прости.
* * *
Королева Маб выходит на Кольцевой
(серебро и шёлк, бессонная ночь, полынь).
Ей почти не трудно помнить себя живой
в лабиринте будних лиц и сутулых спин.
Ей почти не слышен шёпот нездешних вод
(серый камень, бухты Коннахта, донный ил).
Духота вагона вытравит соль и йод,
mp3-попса заглушит ирландский рил.