Обретение магической защиты начиналось в юности с вызова видéния, именуемого также магическим сном. Уединившись в глухом опасном месте, искатель видения выжидал положенный срок – обычно четверо суток – без пищи и воды, призывая покровителя из числа природных объектов, зверей или птиц. Явившийся изъяснялся иносказаниями, которые затем истолковывал духовный наставник – как правило, знахарь за вознаграждение, – или сам искатель, до конца своей жизни размышляя над увиденным. Существо или природный объект, явленные в видении, давали искателю магическое покровительство. Воин старался подражать своему защитнику в бою (быть быстрым, как орел, или хитрым, как лис) и носил на шее мешочек с памяткой о видении. Символы видения он рисовал на своем щите, одежде, лошади и палатке и укреплял его мощь с помощью уникальной священной коллекции предметов, собираемых в большую магическую укладку. Воины, которым не удавалось добиться магической защиты посредством видения, иногда пытались повысить духовную силу через самоистязание. В крайнем случае воин мог купить магическую защиту у знахаря либо попросить поделиться ею друга или члена семьи. Однако магию, приобретенную из вторых рук, считали относительно слабой. К обладателям уже проверенной крепкой магии стекались другие воины в надежде, что она распространится и на них или им еще что-то перепадет от его божественных даров[65].
Ценнейшим имуществом воина считалось ружье, и индейцы не останавливались ни перед чем, чтобы заполучить новейшие многозарядники, среди которых фаворитом был легендарный рычажный винчестер. Однако позволить его себе могли единицы. Большинству приходилось довольствоваться старыми дульнозарядными мушкетами сомнительной эффективности или трофейными однозарядными армейскими ружьями. С большим трудом добывались и боеприпасы. Иногда их недальновидно продавали индейцам солдаты – и осознавали свою оплошность уже в перестрелках, когда получали свои патроны обратно в виде неприятельского огня. Для ремонта оружия индейцам (за редким исключением) не хватало необходимых знаний и инструментов, а отыскать сговорчивого белого оружейника удавалось нечасто.
Таким образом, многим оставалось полагаться лишь на лук и стрелы. Это не значит, что от традиционного индейского оружия не было прока: армейские офицеры изумлялись ударной силе стрелы, даже пущенной относительным новичком. Один молодой лейтенант научился у своих индейских разведчиков стрелять из лука с такой силой, что стрела насквозь пронзала бизона и кончик выглядывал с другого бока. «Чтобы было понятнее, с какой силой бьет стрела, скажу вам, что самый мощный кольт бизона насквозь не пробивает», – пояснял он. В руках индейца, которого с малолетства учили обращаться с луком, это оружие показывало результаты еще более ошеломляющие. «Я видел стрелу, пущенную на 500 ярдов[66], – добавил лейтенант. – А еще как-то раз я нашел пригвожденный к дереву стрелой мужской череп. Стрела не просто пробила кости насквозь, но вошла в ствол на такую глубину, что держалась в нем под тяжестью висящего на ней черепа». Полковник Додж, один из лучших знатоков индейского вооружения и тактики, поражался скорострельности луков. По свидетельству полковника, воин «держал в левой руке сразу пять – десять стрел и выпускал их так быстро, что последняя срывалась с тетивы, когда первая еще не коснулась земли». В колчане обычно носили по двадцать стрел, а когда они заканчивались, подбирали новые прямо на поле боя. Дополняли наступательный арсенал воина боевая дубинка и длинное, ярко раскрашенное копье.
Для обороны воины использовали небольшие щиты из бизоньей шкуры, по словам полковника Доджа, «непробиваемые, словно железо, почти безупречная защита от самого лучшего ружья». Веря, что надежнее всего оберегает щит, наделенный магической силой, воин наносил на него священные символы, подвешивал к нему перья и вражеские скальпы и молился над ним, доводя заключенную в нем магию до совершенства. Доказавший свою надежность щит хранили как зеницу ока и передавали по наследству от отца к сыну[67].
67
Parker,