Эта комедия продолжалась еще пять дней. Походные фургоны вязли в зыбучих песках. Провизия заканчивалась. Индейцы общипывали фланги отряда. Устав от «бесконечных дюн», павший духом полковник повернул назад. Индейцы скакали рядом с колонной на расстоянии чуть дальше выстрела и дразнили солдат, показывая им нос и шлепая себя по заду. Майор Эллиотт обрисовал происходящее в письме своему другу так: «Я имел честь командовать в этой экспедиции кавалерией, и если это называется “сражаться”, то все ваши индейские войны – тот еще цирк»[116].
Но генералам Шерману и Шеридану было не до смеха. Набеги на тропу Смоки-Хилл не прекращались до октября. Были убиты 79 гражданских поселенцев, изнасилованы 13 женщин, угнано свыше тысячи голов скота, сожжено без счета ферм, станционных построек и подвижного состава, перевозки застопорились. Пора было нанести индейцам ответный удар невиданной силы – устроить «войну с ограблением», как выразился Шерман, чтобы шайеннам и арапахо осталось либо сдаться, либо умереть от голода. Кровавое лето сделало генерала совершенно другим человеком: теперь он уже не сочувствовал индейцам, оказавшимся заложниками устроенной властями волокиты. «Чем больше я сталкиваюсь с этими индейцами, тем больше убеждаюсь, что их всех нужно перебить или держать в черном теле, – сказал он своему брату сенатору Джону Шерману. – Пытаться цивилизовать их просто нелепо»[117].
Однако официально генерал Шерман все еще возглавлял миротворческую комиссию, и долг обязывал его защищать не выказывающие враждебности племена. В качестве выхода Шерман придумал с одобрения Индейского бюро перенести Агентство по делам шайеннов и арапахо в Форт-Кобб – заброшенную заставу на реке Уошито на Индейской территории – и поручил своему протеже, полковнику Уильяму Хейзену, который к тому же был заклятым врагом Шеридана, отделить мирных индейцев от «враждебных». Простив по ему одному известным причинам кайова и команчам все их разбойничьи выходки в Техасе, Шерман велел Хейзену выплатить им положенное по Договору на Медисин-Лодж-Крик и удержать от надвигающейся войны. По поводу шайеннов и арапахо он сказал Хейзену, что, «раз они хотят воевать, будет им война, мало не покажется»[118].
Вершить возмездие будет Шеридан, который нападет на стоянки этих племен посреди зимы, когда их лошади истощены, а воины не ожидают атак. Однако Черный Котел, не будучи посвященным в планы Шермана, понимал, чего ждать грядущей зимой. Говорят, что, узнав о летних набегах на поселения вдоль реки Салин, он сбросил одежду и в отчаянии рвал на себе волосы. Многострадальный мирный вождь уже успел убедиться на собственном горьком опыте, насколько слепой и безжалостной бывает месть белых[119].
Глава 6
Во славу «Гарриоуэна»
Для Джорджа Армстронга Кастера печальные события 1868 г. на южных равнинах, продемонстрировавшие крах Договора на Медисин-Лодж-Крик и беспомощность армии, были не более чем газетными заголовками. Отстранение от службы в октябре 1867 г. не сломило молодого неукротимого подполковника. Пока 7-й кавалерийский мотался туда-сюда по мановению руки полковника Салли, Кастер и Либби провели «наиприятнейшую» осень в Монро в штате Мичиган. Рассчитывать на отмену решения трибунала не приходилось: в июне Грант отклонил ходатайство Шеридана о возвращении Кастера на армейскую службу. Поэтому подполковник никак не ожидал получить в конце сентября телеграмму от Шеридана с приказом вернуться в полк: дела на фронтире приняли такой удручающий оборот, что Грант был вынужден уступить. И теперь, пока Кастер «с чувством безмерного удовлетворения» ехал в поезде в Канзас, Шеридан спокойно раскуривал сигару, не сомневаясь в своем протеже, который, как он сообщил подчиненным, его «никогда не подводил». То же самое он мог бы сказать и о Шермане, обещавшем ему безоговорочную поддержку во время зимней кампании против южных шайеннов и арапахо, «даже если она закончится [их] полным уничтожением».
Шеридан считал, что отыскать индейцев никакого труда не составит, – его куда больше беспокоили грядущие лютые морозы. Обычно южные шайенны и арапахо устраивали зимние стоянки чуть восточнее Техасского выступа, на гостеприимных берегах многочисленных рек в богатом дичью краю, который Шеридан назвал «индейским раем». Таким этот край считали и индейцы, уверенные, что суровая зима, не выпускающая их из палаток, не выпустит и солдат из фортов. Они ничего не слышали ни о человеке, которого генерал Шерман прозвал своим «неутомимым терьером», ни о его намерении бросить против них и против природы все, что у него есть.
116
Sheridan,
118
40th Cong., Report of the Commissioner of Indian Affairs, 1868, 536–39; Hazen, “Some Corrections”, 303.