Вас понял я тогда. И сердцу та близка
Вдруг стала песнь моей страны родимой —
Звучала ль в песне той глубокая тоска
Иль слышался разгул неудержимый.
Отчизна! Не пленишь ничем ты чуждый взор…
Но ты мила красой своей суровой
Тому, кто сам рвался на волю и простор,
Чей дух носил гнетущие оковы…
1859–1869
Михаил Ларионович Михайлов
1829–1865
Помещик
Когда-то и я в Петербурге живал,
Писателей всех у себя принимал
И с гордой улыбкой являлся на балах…
Стихи мои очень хвалили в журналах:
Я в них и свободу и истину пел,
Но многих представить в ценсуру не смел.
Эй, Ванька! скорее собак собирай!
Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!
Политикой также заняться любил —
В кондитерских все я журналы следил…
Читал я философов… Сам рассужденье
Писал о народном у нас просвещеньи…
Потом за границей я долго блуждал,
Палаты, Жорж Санда, Гизо посещал.
Эй, Ванька! скорее собак собирай!
Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!
В чужбине о родине я сожалел,
Скорей воротиться домой все хотел —
И начал трактат (не окончил его я)
О том, как нам дорого вчуже родное.
Два года я рыскал по странам чужим:
Все видел — Париж, Вену, Лондон и Рим.
Эй, Ванька! скорее собак собирай!
Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!
Приехавши в Питер, соскучился я…
Казна истощилась порядком моя.
Поехал в деревню поправить делишки,
Да все разорились мои мужичишки!..
Сначала в деревне я очень скучал
И все перебраться в столицу желал.
Эй, Ванька! скорее собак собирай!
Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!
А нынче так, право, меня калачом
Туда не заманишь. И славный здесь дом,
И повар обед мне готовит прекрасный;
Дуняшке наделал я платьев атласных.
Пойдешь погулять — вкруг мальчишки бегут…
(Пострелы! они меня тятей зовут.)
Эй, Ванька! скорее собак собирай!
Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!
С соседями езжу я зайцев травить;
Сойдемся ль — за карты, а после попить…
Прекрасные люди мои все соседи,
Хоть прежде твердил я с презреньем: «Медведи!»
Политику бросил — и только «Пчелу»
Читаю от скуки всегда поутру.
Эй, Ванька! скорее собак собирай!
Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!
Однажды я как-то письмо получил:
Писал мне приятель мой, славянофил,
Чтоб ехал скорее к нему я в столицу —
Тащить меня вздумал опять за границу…
Но я отвечал ему: «Милый мой друг!
В себе воскресил я народный наш дух!»
Эй, Ванька! скорее собак собирай!
Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!
«Мне ладно в деревне: здесь сладко я сплю,
Гоняться с собаками в поле люблю.
С житьем не расстануся патриархальным,
Дышу теперь духом я национальным!..
Ко мне, братец, лучше сюда приезжай:
Народность в деревне моей изучай!»
Что ж, Ванька-каналья! чего же ты ждешь?
Да скоро ль ты, Сенька, Гнедка приведешь?
С тех пор мой приятель ко мне не писал…
И слышал я, нынче известен он стал
Своими трудами. Знакомцы другие —
Все люди теперь тоже очень большие…
А все отчего? Нет деревни своей:
А то бы гонялись за зайцами в ней!!
Мерзавцы! уж сколько я вам говорю!..
Постойте! ужо я вам спину вспорю.
1847
«Те же все унылые картины…»
Те же все унылые картины,
Те же все унылые места:
Черный лес да белые равнины,
По селеньям голь и нищета.
А кругом все будто стоном стонет…
И вопрос тоскливый' сердце жмет:
Лес ли то со стоном сосны клонит,
Или вьюга твой мне стон несет,
Изнемогший в вековом томленьи,
Искушенный в вековом терпеньи,
Мой родной, несчастный мой народ?