1851
Зимняя прогулка в деревне
Вид родной и грустный!.. От него нельзя
Оторваться взору…
Тянутся избушки, будто бы скользя
Вдоль по косогору…
Из лощины тесной выше поднялся
Я крутой дорогой;
И тогда деревня мне открылась вся
На горе отлогой.
Снежная равнина облегла кругом
На деревьях иней;
Проглянуло солнце, вырвавшись лучом
Из-за тучи синей.
Вон — старик прохожий с нищенской сумой
Подошел к окошку;
Пробежали санки, рыхлой полосой
Проложив дорожку.
Вон — дроздов веселых за рекою вдруг
Поднялася стая;
Снег во всем пространстве сыплется как пух,
По ветру летая.
Голуби воркуют; слышен разговор
На конце селенья;
И опять все смолкло, лишь стучит топор
Звонко в отдаленьи…
И смотреть, и слушать не наскучит мне,
На дороге стоя…
Здесь бы жить остаться! В этой тишине
Что-то есть святое…
1857
Нищая
С ней встретились мы средь открытого поля
В трескучий мороз. Не лета
Ее истомили, но горькая доля,
Но голод, болезнь, нищета,
Ярмо крепостное, работа без прока
В ней юную силу сгубили до срока.
Лоскутья одежд на ней были надеты;
Спеленатый грубым тряпьем,
Ребенок, заботливо ею пригретый,
У сердца покоился сном…
Но если не сжалятся добрые люди,
Проснувшись, найдет ли он пищи у груди?
Шептали мольбу ее бледные губы,
Рука подаянья ждала…
Но плотно мы были укутаны в шубы;
Нас тройка лихая несла,
Снег мерзлый взметая, как облако пыли…
Тогда в монастырь мы к вечерне спешили.
1857
«О, скоро ль минет это время…»
О, скоро ль минет это время.
Весь этот нравственный хаос,
Где прочность убеждений — бремя,
Где подвиг доблести — донос;
Где после свалки безобразной,
Которой кончилась борьба,
Не отличишь в толпе бессвязной
Ни чистой личности от грязной,
Ни вольнодумца от раба;
Где быта старого оковы
Уже поржавели на нас,
А светоч, путь искавший новый,
Чуть озарив его, погас;
Где то, что прежде создавала
Живая мысль, идет пока
Как бы снаряд, идущий вяло
И силой прежнего толчка;
Где стыд и совесть убаюкать
Мы все желаем чем-нибудь
И только б нам ладонью стукать
В «патриотическую» грудь!..
1870
Осенние журавли
Сквозь вечерний туман мне под небом стемневшим
Слышен крик журавлей всё ясней и ясней…
Сердце к ним понеслось, издалёка летевшим,
Из холодной страны, с обнаженных степей.
Вот уж близко летят и всё громче рыдая,
Словно скорбную весть мне они принесли…
Из какого же вы неприветного края
Прилетели сюда на ночлег, журавли?..
Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,
Где уж савана ждет, холодея, земля
И где в голых лесах воет ветер унылый,—
То родимый мой край, то отчизна моя.
Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,
Вид угрюмый людей, вид печальный земли…
О, как больно душе, как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..
28 октября 1811
Югенгейм, близ Рейна
На родине
Опять пустынно и убого;
Опять родимые места…
Большая пыльная дорога
И полосатая верста!
И нивы вплоть до небосклона,
Вокруг селений, где живет
Всё так же, как во время оно,
Под страхом голода народ;
И все поющие на воле
Жильцы лесов родной земли —
Кукушки, иволги; а в поле —
Перепела, коростели;
И трели, что в небесном своде
На землю жаворонки льют…
Повсюду гимн звучит природе,
И лишь ночных своих мелодий
Ей соловьи уж не поют.
Я опоздал к поре весенней,
К мольбам любовным соловья,
Когда он в хоре песнопений
Поет звучней и вдохновенней,
Чем вся пернатая семья…
О, этот вид! О, эти звуки!
О край родной, как ты мне мил!
От долговременной разлуки
Какие радости и муки
В моей душе ты пробудил!..
Твоя природа так прелестна;
Она так скромно-хороша!
Но нам, сынам твоим, известно,
Как на твоем просторе тесно
И в узах мучится душа…
О край ты мой! Что ж это значит,
Что никакой другой народ
Так не тоскует и не плачет,
Так дара жизни не клянет?
Шумят леса свободным шумом,
Играют птицы… О, зачем
Лишь воли нет народным думам
И человек угрюм и нем?
Понятны мне его недуги
И страсть — все радости свои,
На утомительном досуге,
Искать в бреду и в забытьи.