Я встал от книг и в степь пошел…
Ну да, все, поле — золотое,
И отовсюду точки пчел
Плывут в сухом вечернем зное.
Толчется сеткой мршкара,
Шафранный свет над полем реет —
И, значит, завтра вновь жара
И вновь сухмень. А хлеб уж зреет.
Да, зреет и грозит нуждой,
Быть может, голодом… И все же
Мне этот донник золотой
На миг всего, всего дороже!
<1903–1906>
Пустошь
Мир вам, в земле почившие! — За садом
Погост рабов, погост дворовых наших:
Две десятины пустоши, волнистой
От бугорков могильных. Ни креста,
Ни деревца. Местами уцелели
Лишь каменные плиты, да и то
Изъеденные временем, как оспой…
Теперь их скоро выберут — и будут
Выпахивать то пористые кости,
То суздальские черные иконки…
Мир вам, давно забытые! — Кто знает
Их имена простые? Жили — в страхе,
В безвестности — почили. Иногда
В селе ковали цепи, засекали,
На поселенье гнали. Но стихал
Однообразный бабий плач — и снова
Шли дни труда, покорности и страха…
Теперь от этой жизни уцелели
Лишь каменные плиты. А пройдет
Железный плуг — и пустошь всколосится
Густою рожью. Кости удобряют…
Мир вам, неотомщенные! — Свидетель
Великого и подлого, бессильный
Свидетель зверств, расстрелов, пыток, казней,
Я, чье чело отмечено навеки
Клеймом раба, невольника, холопа,
Я говорю почившим: «Спите, спите!
Не вы одни страдали: внуки ваших
Владык и повелителей испили
Не меньше вас из горькой чаши рабства!»
1901
Вечер
О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно —
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако: давно
Слежу за ним… Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.
Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне…
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.
1909
Максим Леонович Леонов{298}
1872–1929
Песня крестьянская
Я песню крестьянскую вам пропою,
Послушайте, братья, вы песню мою:
Та песня в крестьянской избе рождена,
В ней только лишь правда и правда одна.
Мы света не знаем, во тьме мы живем,
Работаем много, но с голода мрем,
А с нами скотина от голода мрет —
Не знаем, кто лучше на свете живет.
И землю мы пашем, и косим, и жнем,
Одна лишь забота и ночью и днем —
О хлебе, чтоб только себя прокормить,
Да подать исправно казне заплатить.
О, подать! Зачем это все и на что?
Мы платим, но сами не знаем мы то.
Плати! Не заплатишь — корову сведут,
И лошадь и все у тебя продадут.
Какое им дело, что с голоду мрешь,
Что по миру скоро с сумою пойдешь?
Оброк им скорее давай-подавай,
А сам ты с семьею ложись умирай.
Слыхали мы часто и слышим сейчас,
Что деньги, которые грабят у нас,
Идут на обжорство и пьянство вельмож.
На них не придет никогда вот падёж!
Какое им дело, что голодны мы,
Что мы задохнулись от мрака и тьмы?
Им только оброки давай-подавай,
А сам ты с семьею ложись умирай.
Да где ж справедливость законов твоих,
Мой боже! Ведь создал злодеев ты их,
Ведь дал ты им образ не хищных зверей,
А твой, в доброте бесконечной твоей.
За что же так терпим мы голод, нужду,
Мы трудимся вечно (и слава труду!) —
Они же, как трутни, в довольстве живут
И, словно клопы, кровь крестьянскую пьют.
О боже! Да где же законы твои,
Когда же придут для нас светлые дни?
Им только оброки давай-подавай,
А сам ты с семьею ложись умирай.
<1906>
Валерий Яковлевич Брюсов
1873–1924
Каменщик
— Каменщик, каменщик, в фартуке белом,
Что ты там строишь? кому?
— Эй, не мешай нам, мы заняты делом,
Строим мы, строим тюрьму.
— Каменщик, каменщик, с верной лопатой,
Кто же в ней будет рыдать?
— Верно, не ты и не твой брат, богатый.
Незачем вам воровать.
— Каменщик, каменщик, долгие ночи
Кто ж проведет в ней без сна?
— Может быть, сын мой, такой же рабочий,
Тем наша доля полна.
— Каменщик, каменщик, вспомнит, пожалуй,
Тех он, кто нес кирпичи.
— Эй, берегись! под лесами не балуй…
Знаем все сами, молчи!
1901
У земли