— Да хватит тебе, дочка, так убиваться! Пойдем вот на базар и купим еще бо́льшую макитру.
Что ответить на такие мамины слова? Разве что улыбнуться сквозь слезы да потихоньку пожалеть маму, которая давно уж, состарившись, забыла о беспричинных девичьих слезах.
Возвращаясь с зимних каникул, Татьяна повезла в училище разрумяненные морозом щеки, неукротимый аппетит и тоску по родному дому. Да еще надежду на встречу с Олегом.
Надежда эта слабенькая, хрупкая, как ледок на небольшой придорожной лужице в дни первых осенних заморозков. Высокие ботинки классной дамы сразу же раздавили ее жестоко и безжалостно: революция ничего не изменила в училище, «шленки» остались «шленками», и таким образом, если они и будут выходить в город, то только в колонне, только парами, только под недреманным оком своих воспитательниц.
— А пока что пойдем в церковь да помолимся, дети, за здравие Временного правительства и нашего славного воинства, которое кует победу над врагом. Еще хочу обратить внимание ученицы Светличной на то, что она в последнее время стала очень невнимательной на уроках. О чем-то себе думает, не слушая учителей, а когда ее спрашивают, отвечает невпопад, путается или — еще хуже — не отвечает совсем. Может быть, ученице Светличной надоело учиться? — язвительно спрашивает классная дама. — Может быть, она считает себя слишком взрослой для того, чтобы сидеть за партой? Может быть, ей больше нравится читать вот такие писульки?
И классная дама раскрыла книжку, которую держала до сих пор в руке, и двумя пальцами взяла вскрытый конверт. Взяла так осторожно, с такой презрительной гримасой на высохшем, анемичном лице, будто это не конверт был, а какое-то отвратительное насекомое.
— Вам знаком этот почерк, Светличная?
У Тани кровь прилила к лицу, затуманила глаза: на конверте Олеговой рукой выведено ее имя.
— Что же вы молчите?
Татьяна беспомощно оглянулась. Десятки пар молодых, полных откровенного любопытства глаз так и впились в нее.
— Вы сюда смотрите, сюда! — приказала сердито классная дама и ткнула конвертом ей прямо в лицо. — Узнаете этот почерк?
— Не узнаю, — еле смогла произнести Татьяна одними губами.
— Что?.. Отвечайте громче, Светличная!
— Не узнаю.
— Громче!
— Не узнаю! — крикнула Татьяна в полном отчаянии.
И классная дама перестала мучить ее, оставила в покое. Она снова положила конверт в книгу и сухо приказала:
— Сегодня у меня больше нет времени разговаривать с вами. Поговорим завтра. А вы за это время подумайте, — может, вспомните, кто написал вам это.
Ночью Татьяна тихонько плакала, уткнувшись лицом в подушку.
Она не могла простить себе этих двух слов, которые прокричала в ответ на требовательный вопрос классной дамы. Она отреклась от Олега точнехонько так, как отрекся когда-то Петр от Иисуса Христа. «Истинно говорю тебе, что еще не успеет пропеть петух, как ты трижды отречешься от меня…»
Она тоже трижды отреклась от Олега. И бог ей этого не простит. Татьяна твердо знала, что он отвратит Олегово сердце от нее за такую черную измену, бросит камень между ними, разобьет их огнем, разольет водой.
А еще плакала Татьяна оттого, что классная дама не дала ей прочитать Олегово письмо. Держала конверт двумя пальцами, снова и снова допытывалась, знаком ли Тане почерк, сурово выговаривала, ужасаясь распущенности ученицы, осмелившейся познакомиться с каким-то мужчиной, а не догадалась на секунду достать из конверта письмо, чтобы Таня хоть краем глаза увидела бы, что в нем написано.
Может быть, он заболел и ему необходимо ее присутствие? Необходимы ее теплые руки, ласковое слово, нежный взгляд? А может, с ним стряслась еще бо́льшая беда и он зовет ее на помощь, зовет, надеясь на нее, в то время как она отреклась от него, как Петр от Христа…
И Татьяна, доведенная до отчаяния, сказала ненавистной воспитательнице: да, она узнает этот почерк, она знает, от кого это письмо, она познакомилась с Олегом в Хороливке еще год тому назад, она любит его… Любит!.. Любит!.. Любит!.. Ты слышишь, противная, сухая вобла, соленая тарань, старая лягушка, Татьяна любит его и готова сейчас присягнуть в этом всему белому свету, целовать все кресты подряд, поклясться самыми страшными клятвами.