Всех бы к стенке! Всех!
Если бы возвратился двадцатый год, он бы показал им классово чуждого! Ворвался бы со своим эскадроном, со своими боевыми побратимами, влетел бы в Хороливку и не саблями — нагайками! Нагайками!..
Где вы были в то время, когда Федор Светличный воевал за Советскую власть? В каких закоулках отсиживались выжидая, пока вот этот «элемент» одолеет всех врагов революции?..
И, распалившись снова от подобных мыслей, Федько зануздал жеребца и вывел его на дорогу.
Рано на заре, только начало сереть, дворники, вышедшие на тротуары с ведрами и метлами, провожали удивленными взглядами необычного всадника. И всадник и конь покачивались от усталости, но не останавливались; только возле колонки, почуяв воду, конь приостановился, повернул голову, но всадник дернул поводья, огрел нагайкой по мокрому крупу, и жеребец, напрягая последние силы, поскакал неровным галопом. Всадник, очевидно, не впервые был в Полтаве, потому что не расспрашивал дворников, не петлял по переулкам, а поехал прямо к небольшому кирпичному дому под красной железной крышей. Не слезая с коня, нетерпеливо постучал нагайкой в ворота.
Его, как видно, там хорошо знали, потому что девушка, выбежавшая в одной юбке, с платком на голых плечах, недолго присматривалась, открыла ворота и впустила его во двор.
— Дома? — Федько переступал с ноги на ногу, потому что они совсем у него онемели.
— Дома. Еще спят.
— Ничего, я подожду… Заведи жеребца в конюшню. Да смотри к воде не подпускай, пусть остынет!
Взошел на крыльцо, ступил в сени, уверенно нащупал щеколду дверей.
Сколько раз приходил сюда днем и ночью — в любое время, когда этого требовали неотложные служебные дела. Бесцеремонно будил хозяина, и тот, еще сонный, выходил из спальни, держа в одной руке гимнастерку, ремень и кобуру с оружием, а в другой сапоги — шел босым, чтобы не разбудить жену.
— Она и так за день накрутилась, — говорил всегда он, словно извиняясь за свою деликатность.
И вот Федор снова в знакомой гостиной. Только теперь не по делам службы, а со своим горем. Поэтому и остановил девушку-работницу, когда та хотела позвать хозяина:
— Не надо! Иди досыпай, а я тут подожду…
Девушка ушла, а Федько сел на стул, тяжело склонился на стол. Изо всех сил боролся со сном, а тут еще часы тик-так, тик-так над самым ухом. И Светличный не опомнился, как на руки опустил голову и уснул.
Проснулся оттого, что кто-то тормошил его за плечо.
— Вот это гость! Почему же ты, чертушка, меня не разбудил?
В припухшие, мутные еще глаза Федька ударил луч солнца. Ослепленный, он протер глаза кулаками и увидел перед собой начальника полтавской милиции.
— Здравствуйте, Денисович!
— Здравствуй-то здравствуй, а вот почему ты не разбудил меня? Приехал, можно сказать, в гости, а я сплю себе и ничего не знаю!
Федько сразу же вспомнил о вчерашнем собрании и зачем он приехал. Радостная улыбка, которая еще и не расцвела как следует, тут же исчезла, лицо стало мрачным и злым.
— В гости, да не совсем. Может быть, ты и не рад будешь такому гостю! — И, подергивая обиженно губами, с болью воскликнул: — Вычистили меня, Денисович!
Блеснул зубами, всхлипнул, втягивая грудью воздух; снова впился в шею, сдавил тесный воротник, Федько рванул его так, что пуговицы разлетелись во все стороны.
— Да ты погоди… Как же так? — изумленно спросил Денисович.
— А вот так: коль сын попа, так нет тебе места под солнцем! Все твои заслуги перед революцией — сучке под хвост! Всякая контра, зануда собачья… всяческая гнида над тобой издевается… Так за что же мы тогда воевали? За что?!
— Подожди, не кричи… Да не горлань на меня, дай разобраться! Садись, расскажи по порядку… Садись, говорю!
Схватил Федька за плечи, насильно усадил на стул, сам сел напротив. Слушал отрывистый, непоследовательный рассказ Светличного, водил по сизой, старательно побритой голове рукой, все больше и больше хмурился.
— А партбилет все-таки надо было отдать.
— И оружие? — вскочил Федько.
— Оружие тоже… Да погоди, не горячись! Ты же своей недисциплинированностью дал им лишние козыри в руки!.. Ну да что теперь об этом говорить! — досадливо махнул рукой Денисович. — Оторвал — теперь уж как ни прикладывай, не прирастет. Давай вот что… Позавтракаем, ты ляжешь отдохнешь, а я тем временем попробую что-то придумать.