— Я поеду!.. Я!.. — дружно закричали сыновья, окружая отца.
Даже самый младший, если не считать того, что в колыбели, и тот тянулся к нему, протягивал ручонки из-под длинных рукавов сорочки, спадавших ему на плечи.
Федора, услышав, о чем говорят, подступила к мужу с кулаками.
— Да ты что, совсем с ума спятил? Не пущу! И не проси, не пущу!..
Иван и не просил, лишь подмигнул сыновьям. А те тут же окружили мать, стали дергать ее со всех сторон — у Федоры голова кругом пошла! Крик, шум, плач. Один дергает за рукав, другой тащит за юбку, она не знает, к кому и поворачиваться, кому заехать по затылку.
— Бери! — не выдержала наконец Федора. — Хоть и того, что в люльке, бери! Скройтесь только с моих глаз, чтобы я вас больше не видела!
Вот так и выехал ни свет ни заря Иван Приходько со своими сыновьями. Самого младшего, правда, не взял. Закрыв за ними ворота, Федора приготовила им на ужин полную макитру вареников, а сама взяла ребенка из колыбели и отправилась к сестре на хутор.
В город приехали, когда уже совсем рассвело.
Местечко лежало внизу, и к нему со всех сторон спускались возы, арбы, телеги, запряженные лошадьми и волами, тащились пешком мужчины и женщины с узлами, с корзинками на плечах и за плечами. Все они стекались к огромной площади, опоясанной рундуками, стойками, лавками, которая гудела, покачиваясь от бесчисленного множества людей.
Иван, продав пшеницу, не потащился сразу домой, не покупал и водки, а поехал все-таки на ярмарку. Поставил свой воз на краю выгона, между другими подводами, распряг коня, бросил ему сена, приказал сыновьям:
— Вы же смотрите — ни шагу отсюда! А то цыгане украдут. А захотите есть — вон сумка с хлебом и луком…
— Да она же, тато, пустая!
— Как пустая? — вытаращил глаза на старшего сына Иван. — Я же сам туда две буханки хлеба вбросил!
Дернул сумку — она так и взлетела в воздух. Съели! Уписали еще в дороге, да так, что отец не слыхал и не видел! Ну и детки! Ишь, сидят, невинно смотрят на отца, будто они тут ни при чем!
Потряс-потряс Иван сумкой, будто все еще надеялся, что оттуда что-нибудь упадет, а потом бросил ее на воз, сказав сыновьям:
— Ждите теперь, пока отец принесет вам что-нибудь!
Да и махнул на ярмарку: если уж на плуг не хватит денег, так хоть что-нибудь купить. Не возвращаться же домой с пустыми руками!
А там народу, такая толчея, словно съехались со всей Полтавщины да еще и из других губерний. Человеческая волна подхватила, закружила, увлекла Ивана, бросала туда-сюда, носила от берега к берегу, да он и не сопротивлялся, потому что его все интересовало, ко всему хотел прицениться, примериться. А над этим человеческим морем яркими всплесками неслись звонкие голоса:
— Пирожки! Кому пирожков!..
— Покупайте горшки, миски, кувшины, макитры!..
— Девчата, а ну-ка, сапоги! На подковках, со звоном!
— Бублики, бублики! Пара — пятак! Пара — пятак!..
— Эй, налетай, дешево продаю! Себе в убыль, вам в прибыль!..
А с другой стороны протяжное, жалобное, еще с детства знакомое Ивану:
— Пода-айте христа ради! Православные, не пожалейте копеечки!..
И уже по-новому, нахально-весело, охрипшим, проспиртованным голосом:
— Граждане, пожертвуйте!
А Иван дальше и дальше — мимо рундуков и прилавков, увешанных, набитых всякой всячиной, так что только глаза разбегаются.
Выплеснуло его на противоположном конце площади, как раз напротив странного ящика с широким рукавом на высокой треноге, похожего на фотоаппарат. Рядом с ящиком плюгавенький мужчина с плутоватым лицом.
— А ну-ка, кто желает посмотреть, как красный командир Буденный рубит белополяков? Всего десять копеек.
Десять копеек за такое зрелище заплатить не жалко, и Иван просунул голову в рукав. Перед его глазами появилось небольшое окошко, а напротив наклеенная картинка. Только как ни присматривался Иван, ничего, кроме леса, не увидел.
— А где же Буденный? — спросил он обескураженно, вытащив голову.
— Лес видел?
— Видел…
— Вот как раз за тем лесом Буденный и дорубывает белополяков, — ответил ему под хохот тех, что раньше поймались на удочку, мошенник.
И пока до Ивана дошло, что его обманули, сбоку раздался еще чей-то голос:
— А дай-ка я погляжу!
Иван не успел увидеть лица, а только спину, уже согнувшуюся перед ящиком. Потом из рукава высунулась голова со светлым чубом и ясными, как у ребенка, глазами.
— Так за лесом, говоришь, Буденный?
— За лесом, — весело подтвердил базарный плут. — Ускакал за лес…
— Так лови, лови же его! — Да трах огромной палкой по ящику.