— Вон тот хватай, Матвей! Вон тот, пузатый!.. Вишь, как вымазался в масле!..
Потом Иван вспомнил, что в кладовой стоит полное решето сырых яиц. Принес, пошатываясь, поставил на стол.
— Бери, пока жена не увидела!
Куриные яйца тоже перекочевали в карманы.
— Набрал? Ну, теперь поехали…
Приказал сыновьям никуда не ходить, подхватил недопитую сулею с самогонкой и двинулся с гостем во двор.
— Эх, пить будем и гулять будем!.. И пили… И гуляли…
Вернулся Иван от Марты Лисючки уже один. Неизвестно, нашел бы он дорогу к дому, но лошадь, спасибо ей, сама привезла. Ехал Иван, лежа на спине, задрав ноги к небу, и слышались громкий храп и бульканье, словно на возу лежал не он, а сулея с водкой.
Матвей же остался ночевать у Марты.
Проснулся — еще было темно. Долго моргал глазами — никак не мог понять, где он, что с ним и почему лежит одетым на лавке, укрытый каким-то кожухом. А тут еще и голова — хоть обручами стягивай, да и во рту будто солдаты портянки сушили. А к бокам прилипло что-то такое, что страшно и подумать.
Сунул руку в карман — обмер. Сунул во второй — то же самое! Только тогда вспомнил и вареники и яйца, которые так и не вытащил из карманов. И недобрым словом помянул друга: «Чтоб ты, Иван, был так здоров! Как же я теперь встану и выйду из хаты? Ведь Марта уже не спит, возится у печи».
Заметила, что гость проснулся, подошла к нему:
— Снимай штаны и пиджак!
— Э…
— Снимай, снимай, буду стирать! И споднее снимай. Ишь до чего додумались — яйца в карманах носить!
Вот так и остался Матвей у Марты Лисючки. Примак не примак, муж не муж, а все-таки что-то подобное ему, хотя и не ходили под венец. Чем-то понравился ей, пришелся по душе, в течение двух горячих ночей вышиб из сердца Марты и Ганжу, и парней, да и надежно поселился в нем. И Марта влюбленными глазами смотрела на своего Матвея, шла по селу, точно после чистой купели, хвасталась соседкам:
— А что уж хозяин, а как детей любит… Они так и липнут к нему.
А Матвей рьяно взялся хозяйничать. Поправил плетень, навесил новые ворота, покрасил охрой, и они еще издали привлекали внимание своим веселым цветом.
Навел порядок во дворе — зашел в амбар. Сунул руку в зерно — не перегрелось ли? — нащупал мешки.
— А это что?
Марта не скрыла ничего: ведь муж, можно считать.
И тотчас помрачнел Матвей, острым блеском вспыхнули глаза. Молча стал отгребать зерно, вытаскивать мешки.
— Матвеюшка, зачем?
Не ответил. Взялся за огромный мешок, оскалив зубы, рванул вверх, вытащил из закрома.
— А ну-ка, поддай!
Да и понес из амбара к возу.
Вот тогда и поняла Марта, что задумал Матвей. Ей бы закричать, броситься следом, вцепиться в мешки — мое, не отдам! — а вот куда и смелость делась, безвольно опустила руки, и ноги словно приросли к земле.
Матвей, бросив на воз последний мешок, не глядя на Марту, тихо сказал:
— Пойду к Ивану за лошадью.
Привел лошадь, запряг и поехал в сельсовет.
— Вы председатель? — обратился к Ганже.
— Я. А что? — Ганжа смотрит неприязненно на Матвея: что Марта нашла в этом невзрачном человеке, так бесстыдно расхваливая его?
А тот моргнул белесыми ресницами, тихонько промолвил:
— Привез пшеничку… Куда ее везти — на склад или в район?
Василь не стал спрашивать, что за пшеница, ибо тотчас понял: Володя не выдержал, рассказал. Собирался Ганжа идти к Марте уговаривать, чтобы сама привезла, да все некогда было. И теперь уже удивленно посмотрел на Матвея, удивленно и даже дружелюбно: так вот какой ты человек!
— Везите на склад… Подождите, и я с вами пройдусь, чтобы правильно оформили…
Уже по дороге спросил:
— Как думаете жить дальше?
Матвей ответил не сразу. Снял почему-то шапку, пригладил светлые волосы, а потом в свою очередь поинтересовался:
— В тоз с конем или без?..
А поздно вечером, лежа рядом с Мартой, рукой вытирал ей слезы.
— Жалеешь?.. А ты не жалей!
— Я уже и не жалею, Матвеюшка…
А глупые слезы кап да кап из глаз. Ведь шесть мешков! Да такой, как солнце!
Володя, узнав о пшенице, похвалил нового тарасовца:
— Вот это классово сознательный человек!
Только сожалел, что Марта ускользнула из его рук, не за что теперь раскулачивать. Ну да придет время, он ей все припомнит — и службу у классового врага, и сокрытие этого зерна. А муж ее молодчина! И что зерно привез, и что сразу записался в тоз, даже что и ворота покрасил в красный цвет. Володе только досадно было: как он сам не додумался до этого! Взять охры или краски достать в районе, и всем коммунистам села, всему активу — красные ворота! Чтобы каждый видел, кто тут живет.