— Что я думаю? — нервно пошевелил пальцами Васильевич. — Думать можно все. Но не все мысли кстати. Не зря говорят, что и в Москве самый умный начальник не догадается, что у глупого Ивана в голове… Лучше я вам вот такую историю расскажу. Живет в нашем селе один человек. Не буду называть его, захотите — сами узнаете. Есть у него жена, дочь на выданье и сын парубок. До революции был такой бедный, что даже синий, такой, считайте, как я тогда был. Когда сбросили царя, он шапку об землю и давай плясать до самого дома: «Вот теперь, братцы, житуха будет! Полетел царь, полетят и паны!» Слава богу, дождались и этого. Нарезали этому человеку, как и мне, пять десятин поля, а что глотка у него была как иерихонская труба — никто не перекричит! — дали корову, коня, плуг и телегу. Еще и зерна отвалили, не пожалели — берись только, голубчик, за работу, чтобы и посеяно было и хорошо уродило… Вот он и взялся — зерно все профинтил, а землю стал в аренду сдавать. Хорошо человеку: не пашет, не сеет, не жнет, а придет жатва — половина двора хлебом завалена… Захотелось детям в новом походить, в магазинном, да и самому хромовые сапоги купить со скрипом, недолго думал — отвел лошадь на ярмарку, а заодно избавился и от телеги. Нарядил девку, как паву, сын гоголем ходит по улице, жена в таком платке, что бабы чуть не лопнут от зависти, а у самого сапоги со скрипом… А на спаса перестала доиться корова — давай и корову на ярмарку: «Зачем нам такая корова, которая молока не дает! Купим козу: она и есть не ест, и молока, если хорошо подоить, вдосталь даст!» И привел черта с рогами, — все село сбежалось смотреть, как он ее за собой тащил. Не знаю, как они эту козу раздаивали, — видать, дергали всей семьей, потому что не выдержала коза, сдохла. Ободрали кожу, отдал ее выделать и пошил себе шапку. Хотя он и без коровы остался, но зато ни у кого в селе не было такой шапки, как у него! «Что нет, то нет. Только как ты, добрый человек, жить будешь, когда никто не захочет арендовать твое поле?» — спрашивают крестьяне. А он в ответ: «Как-нибудь проживу. Пусть у вас голова не болит. Я — бедняк, наша властя меня в обиду не даст!» И действительно, бедняк: снова ни кола ни двора, только и того добра, что козья шапка на голове… И ему ни налогов платить не надо, ему и государство в первую очередь помогает, его и в сельсовет избирают. Да и как не избрать, если в каждой газете во все колокола звонят: укрепляйте сельсоветы бедняцким элементом! А что это за элемент, откуда он мог при Советской власти взяться?.. Теперь, Исаакович, возьмите такое. Объединимся мы, примером, в колхоз, — отодвинул от себя что-то рукой Васильевич. — Кого над нами начальником поставят? Самого бедного?.. А кто теперь, при нашей Советской власти, самый бедный?.. Вот и будет какой-то вертихвост командовать мной, моих коров на коз менять…
— Ну, это уже будет зависеть от вас, кого изберете!
— Может, и от нас, — согласился Васильевич. — Только и его же, такого, придется в артель принимать. Он первым с самой большой ложкой припрется… Да чтобы я на него спину гнул? Хватит того, что при царе наработался на панов!
— Таким образом, вы против колхоза?
— Этого я вам, товарищ, не говорил. Почему бы это я был против? Пусть кто хочет, тот идет в колхоз, а мне свое еще не приелось… Вы мне, Исаакович, лучше скажите вот что: кто при Советской власти считается настоящим бедняком? Кто получил землю, лошадь, кредит, добился толку? Или тот, кто просвистел все и снова к Советской власти с нищенской сумой прется?
— А ваш брат? Он же ничего не просвистел, землю в аренду не сдает, сам обрабатывает, а живет бедно…
— Что мой брат! У моего брата детей как китайцев. Они хоть кому уши объедят… Да и то — человек ты или воробей? Плодись-плодись, да и оглянися: чем кормить будешь своих вылупков? Где они будут жить, когда подрастут?.. Думаю я вот что: настоящий бедняк не тот, что еще при царе пошил штаны с цыганскими карманами да и до сих пор снимать их не хочет, а тот, кто своими мозолями народ кормит… Возьмите, к примеру, меня. Я ведь прежде был батраком, на чужом поле кровавые мозоли наживал. День и ночь о собственной земле мечтал… Во время войны среди нас, фронтовиков, пронесся такой слух, что кто заработает «Георгия», тому по две десятины земли нарежут. Я с войны принес три «Георгия»! Но только после Октябрьской землю дали. Пять десятин. Бесплатно… Так для кого же Советская власть дороже? Для того, кто эту подаренную землю своим по́том оросил, или для того, кто ее в чужие руки отдал? И кто для родной матери должен быть дороже — тот, кто ее кормит, или тот, кто так и смотрит, чтобы у нее изо рта последнее вырвать?.. Нет, как вы себе хотите, а я так думаю: коль ты при Советской власти умудрился стать нищим, то ты или последний лентяй, или уж такой пень нетесаный!.. Меня, Исаакович, вот что тревожит: кажется, мы стали поступать не по совести…