К полудню воскресенья Вулф, закончив свой сборник поэзии, принялся рисовать лошадей в блокноте для записей, тем самым проверяя теорию, что по тому, как человек рисует лошадь, можно определить его характер. Я заполнил формы 1040 и 1040-ES налоговой декларации, положил вместе с чеками в конверт и отправил. После ланча я немного послонялся по кухне, слушая, как Вулф и Фриц Бреннер, шеф-повар и жемчужина нашего дома, спорят на тему о том, можно ли заменить ставридой средиземноморский тунец в вителло тоннато. В исполнении Фрица это самый изысканный деликатес, который готовится из нежнейшей телятины. Когда их спор уже начал меня утомлять, поскольку у Фрица в любом случае не было средиземноморского тунца, я поднялся на верхний этаж, в построенную на крыше оранжерею, где и провел пару часов с Теодором Хорстманом, изучая записи всхожести. После чего, памятуя о том, что в свете свидания с дамой у меня нет на это времени, я спустился в кабинет, взял со своего стола газеты за пять дней и прочел все, что там было, по делу Орчарда.
Закончив чтение, я практически не сомневался, что в понедельник утренние газеты вряд ли ошарашат меня новостью о закрытии данного дела.
Глава 3
Максимум, чего мне удалось добиться по телефону, – это договориться о встрече в 15:00, поэтому именно в это время я вошел в вестибюль многоквартирного дома в районе Семидесятых улиц между Мэдисон и Парк-авеню. Дом был настоящим дворцом, с коврами, которые покупались акрами, однако эффект от них немного портила резиновая дорожка на самом проходе, поскольку тротуары были мокрыми от дождя. Нет, во дворцах так точно не делается. Если на ковре появляется отпечаток грязной подошвы, выкиньте к чертовой матери ковер и постелите другой! Вот это и есть настоящий дворцовый дух.
Я сообщил внушительного вида швейцару, что меня зовут Арчи Гудвин и я направляюсь в квартиру мисс Фрейзер. Швейцар вытащил из кармана клочок бумаги, сверился с записью, кивнул и спросил:
– Что-нибудь еще?
Вытянув шею, я поднес губы к самому его уху и прошептал:
– Овсянка.
Он снова кивнул, махнул рукой лифтеру, стоявшему в пятнадцати шагах от лифта, и произнес хорошо поставленным голосом:
– Десять B.
– А ну-ка расскажите мне поподробнее об этой шутке с паролем, – попросил я. – Так всегда было или пароль ввели после этой истории с убийством?
Швейцар наградил меня ледяным взглядом и повернулся ко мне спиной. Тогда я сказал, обратившись к его спине:
– Это обошлось тебе в пять баксов. А ведь я собирался дать тебе пятерку.
С лифтером я решил вообще не общаться. Он согласился. На десятом этаже я оказался в коробке размером с лифт, еще одна дворцовая обманка, на двери слева значилось 10А, на двери справа – 10В. Лифтер дождался, когда я нажму на кнопку звонка правой квартиры и меня впустят внутрь.
Впустившая меня женщина, которая лет двадцать назад вполне могла быть чемпионом по рестлингу, буквально с порога заявила:
– Простите, но я очень спешу, – и тут же рысцой кинулась прочь.
Я крикнул ей вслед:
– Меня зовут Гудвин!
Но не получил никакого ответа.
Тогда я сделал еще четыре шага, снял пальто и шляпу, кинул их на стул, после чего огляделся по сторонам. Я оказался в большом квадратном помещении наподобие холла, с дверьми слева и в стене напротив. Справа не было ни дверей, ни стены, холл расширялся, переходя в гигантскую гостиную, обставленную не менее чем двадцатью предметами разномастной меблировки. Мой натренированный глаз обладал способностью ухватить всю картину целиком – от сложной уличной сцены до пятна на мужском воротнике, и хорошо все запомнить, но за описание этой комнаты я запросил бы двойную цену. Двумя наиболее примечательными предметами обстановки были хромовая барная стойка, обитая красной кожей, с табуретами в цвет и массивный темный ореховый стол с резными краями и ножками. Именно барная стойка и стол наиболее ярко отражали дух этого места.
В поле зрения никого не было, но я слышал голоса. Я прошел вперед выбрать себе подходящий стул, чтобы сесть, но, не найдя подходящего, устроился на диване десять на четыре фута из зеленой рогожки. Стоявший рядом с диваном стул был обит расшитым розовым шелком. И я уже было начал гадать, какую лошадь нарисовал бы человек, обставлявший эту комнату, когда дверь в дальней стене отворилась и в квадратный холл вошла компания из двух мужчин – один был молодым и красивым, а другой – немолодым и лысым, – оба нагружены фотографическим оборудованием, включая треногу.