Подивился Ивашка одежде болгарской. Она у всех одинаковая: овчинные полушубки, шапки бараньи, а у женщин платки. На ногах кожаные постолы, которые болгары называли цирвулами.
Зашёл Ивашка в церковь, послушал, как служба идёт. Понравилось, не то что заклинания волхвов на капище.
Жил Ивашка у болгарина Вылко, спал в верхней горнице, которую тот называл горной выштой, по утрам пил кислое молоко с сыром и лепёшкой, а к вечеру ел чорбу — похлёбку из овечьих ножек и потрохов.
Вылко рассказывал Ивашке, как притесняли их ромеи, неволили, забирали урожай, а пришёл царь Симеон — и византийцы в горы ходить не осмеливаются. Он сбросил их фему вниз, в долину...
Симеон появился в Тырнове через неделю. Трубили рожки, и сотни три всадников прогарцевали по узким улицам городка. Болгарский царь ехал впереди своих войников на тонконогом широкогрудом скакуне. Его одежда ничем не выделялась среди той, какую носят все болгары: короткий белый тулуп, серого каракуля шапка. Встречавшие приветствовали Симеона радостно, и он отвечал им поднятой рукой. Ивашка успел разглядеть Симеона: болгарский царь напомнил ему Олега — такое же бритое лицо, вислые усы, разве что волос тёмный.
Застучали копыта по мосту, и царь с войниками въехали в замок.
В просторном зале царского замка, узкие зарешеченные оконца которого смотрели на горы и Янтру, стояла тишина, её нарушал лишь шум реки. Положив ладони на подлокотники высокого кресла, Симеон ждал кметов. Вчера вечером ему доложили, что в Тырнове ждёт царя посольство великого князя киевского. Симеон решил принять его утром, и посол вот-вот должен был появиться в замке.
Приезд послов из Киева не удивил болгарского царя. С той поры, когда после смерти отца Симеон бежал из константинопольского монастыря, где его держали византийцы, и поднял болгар на ромеев, он одержал несколько побед над империей. Отныне с Болгарским царством считаются, а император Византии опасается царя Симеона. Болгары подступали к самому Константинополю, и византийская фема даже в долине не чувствует себя спокойно.
Бесшумно открылась дверь, и в зал вошли кметы, правители областей, верные воеводы царя Симеона: Асен, Хинко, Георгий, Димитр, — расселись вдоль стен на лавках, принялись молча ждать.
Откинувшись на спинку кресла, Симеон повёл взглядом по кметам. Они его ближайшие советники и боевые товарищи, с кем он собирал войников, одерживал победы. В них царь был уверен.
— Други мои, — произнёс Симеон, — сей часец сюда явятся послы великого князя киевского, мы выслушаем их.
Кметы закивали одобрительно, а Хинко отозвался:
— Пусть скажут, с чем прислал их князь киевский.
И тут же в зал вступили воевода Никифор и сотник Ивашка. На вытянутых руках гридня лежал меч. Послы поклонились царю и кметам.
— Великий и храбрый царь болгарский Симеон, — заговорил воевода, — киевский великий князь Олег передаёт тебе в знак дружбы этот меч, чтобы разил ты врагов, как и прежде.
Войник за царской спиной шагнул наперёд, принял оружие из рук Ивашки, подал его царю. Симеон обнажил меч до половины, сталью полюбовался. Возвращая меч войнику, ответил послу:
— Брата моего великого князя киевского Олега благодарю и с радостью выслушаю его послов.
Никифор снова отвесил поклон:
— Царь Симеон, твои недруги ромеи — они и наши недруги. У ромеев лживый язык, и по коварности они достойны разве что печенегов и хазар. Потому и решил наш великий князь Олег покарать их.
Чуть подался вперёд Симеон, внимательно слушает посла. Молчат кметы, а воевода русов продолжал:
— Великий князь Олег поведёт дружину на Царьград морем и сушей, а потому просит тебя, царя болгар, пропустить его полки через твои земли.
Симеон глянул на кметов:
— Что скажете, други?
Хинко первым голос подал:
— Но мы с ромеями сейчас не воюем, а если русы пройдут нашими землями, не окажемся ли мы в войне с империей?
Никифор нахмурился: не ожидал он таких слов.
— Великий царь, — сказал воевода, — чей голос я слышу?
Молчит Симеон, молчат кметы. И снова Хинко заговорил:
— Мы, познавшие истинного Бога, как можем помогать язычникам?
Тут кметы зашумели:
— Болгары и русы одного корня, поможем им!
Симеон руку поднял, призывая к тишине.
— Но они язычники! — снова подал голос Хинко.
Симеон посмотрел на него с укором:
— Всегда ли мы были христиане, кмет? Свет веры проглянул в Болгарии. Но почему ты, Хинко, мнишь, что он не осветит языческую Русь, и тогда скажут: «Благословенна будет та земля, откуда потянулись лучи христианские...»