«Страх движет людьми, — думает драгман флота, — он держит в покорности охлос, власть без страха ничто». И магистр Антоний вспоминает, как со страхом ждал, что базилевс, сменив доместика схола, лишит и его звания драгмана флота.
Усевшись в плетённое из виноградной лозы кресло, магистр Антоний выпил сок, выжатый из апельсинов, смежил веки. Хотелось спать, но драгман пересилил себя: нельзя расслабляться перед боем.
К обеду увидели ладьи русов. Их было настолько много, что изумлённый драгман флота оторопел. Капитан сторожевой памфилы о таком количестве умолчал: страх помутил его разум. Магистр Антоний тут же принял решение нанести удар по острию клина. Едва он отдал команду, как флот скифов развернулся веером, и магистр понял: русы намерились охватить императорские корабли подковой. От прежней уверенности, что утлые судёнышки русов затрещат, как ореховая скорлупа, когда на них навалятся тяжёлые корабли императорского флота, не осталось и следа. Теперь магистр Антоний был уверен, что русы не побегут, а навяжут ближний бой. Этого драгман флота опасался больше всего. Русы отчаянные, они переберутся на палубы византийских кораблей и постараются захватить их. Вот он, первый ключ русов! Он уже пошёл на сближение. Друнгарий флота видит: русы сосредоточились по бортам своих ладей. Однако и на дромоне приготовились к их отражению. Гирдманы[137] выставили из-за щитов копья с кинжаловидными лезвиями. Когда русы полезут на корабль, они напорются на копья.
Первую ладью от дромона отделяло не больше одной стадии, когда из-за туч вдруг появилось солнце и в радостных криках изошли русы:
— С нами Ярило! С нами Дажбог!
— Ты приветствуешь своих детей, ты вещаешь нашу победу! — ревели они, и их боевой клич перекатывался с ладьи на ладью.
И тут же на византийские корабли понёсся рой горящих стрел. Они вонзались в просмолённые борта, падали на палубы, попадали в трюмы, в такелаж. Огонь и дым поползли по кораблям. А с первого ключа уже забрасывали на дромон крючья, и русы по верёвочным лестницам взбирались на него. Их кололи копьями, били мечами, но те, кто оставался жив, становились спина к спине, дрались яростно.
Ближняя к головному дромону трирема двинулась на выручку кораблю драгмана флота, но сама подверглась атаке. С ней уже сцепилась новгородская насада, и трирему зажали несколько ладей.
Магистр Антоний увидел: бой начался неудачно для кораблей императорского флота — и решил отдать команду пробиваться к Константинополю, под прикрытие бухты.
Загребая воду длинными вёслами, дромон развернулся и с трудом, продолжая отбиваться от наседавших русов, пошёл к Константинополю.
Глотнув горько-солёной морской воды, Ивашка вынырнул и возблагодарил Перуна, что не надел перед сражением кольчужную рубаху. Огляделся — ладья рядом. Чьи-то руки подхватили его, втянули на корабль. Едва успели подобрать остальных, как снова раздался голос Олега:
— Не упускайте ромеев! Вдогон!
А византийский флот уже вырвался из мешка. Как ни налегали русы на вёсла, византийцы опередили их. Едва последний императорский корабль ворвался в бухту, как тяжёлая цепь замкнула ворота Золотого Рога.
Флотилия русов стремительно приближалась к гавани. Слышно было, как поют трубы на башнях Царьграда, мечутся на стенах воины.
Олег стоял на носу головной ладьи, не сводя глаз с мощных укреплений.
— Вот он, Царьград! — воскликнул киевский князь. — Внемли, град царственный, Русь пришла!
Со скрипом закрывались с суши все городские ворота. Поднялась со дна морского цепь, перекрывшая вход в гавань. Но Олег только рассмеялся:
— Мы здесь, и ничто нас теперь не остановит! Жди наших послов, император, и либо ты примешь наш ряд, либо мы потрясём империю!
В церквах и соборах Константинополя тревожно зазвонили колокола. В городе поднялась паника. Люд заполнил главный храм Святой Софии. Пришёл патриарх. Он поднялся на амвон, заговорил. И затих народ, слушая патриарха. Его старческий, дребезжащий, но ещё твёрдый голос вознёсся к самому куполу:
— Язычники вознамерились потрясти великую империю! Но разве для того Бог даровал жизнь несравненному? Непобедимо войско императора, и из всех фем уже спешат к царственному городу войска. Никогда тому не бывать, чтобы язычники осквернили наши храмы, и ни один скиф не вступит в наш священный город.
— Но ладьи русов закрыли всё море и их щиты слепят наши глаза! — вскрикнул кто-то.