Присел Олег. Мелкая волна с шорохом набегала на берег и шипя уползала в песок. Олег расстегнул рубаху, стащил сапоги, опустил ноги в воду. Стало приятно. В прозрачном мелководье резвилась стайка мальков. Пошевелил Олег пальцами ног — рыбки врассыпную. «Словно люди в момент опасности», — подумал князь.
Неожиданный удар в спину толкнул его, и стрела, скользнув по броне, упала тут же. Олег мгновенно обернулся, увидел покушавшегося. Тот убегал к лесу. Ещё несколько шагов, и скроется в чаще. Но тут его догнала стрела.
Только теперь Олег заметил Урхо. Лопарь опустил лук, медленно направился к убитому. Подошёл и князь.
— Ты подоспел вовремя, Урхо, не дал ему послать вторую стрелу.
Возвратился Олег к валуну, обулся. Обратной дорогой в город думал, кем подослан стрелок: древлянским ли князем или кривичским, а может, остались доброхоты бывших князей Аскольда и Дира? Хотел спросить у лопаря, не встречал ли нападавшего раньше и где в Киеве могут быть убийцы, но Урхо отстал.
Солнце опустилось к кромке дальнего леса, когда Олег вернулся в город.
Анна часто и подолгу смотрела на Днепр, а когда видела корабль греческих гостей, не скрывала волнения.
— Если плыть по этой реке вниз и вниз несколько дней, то попадёшь в море, — говорила она Ладе. — Вы его называете Русским, а мы Понтом Эвксинским. Если корабль поплывёт на юг, то его ждёт Константинополь, а если повернёт на восток, то окажется в моём городе. Имя ему Херсонес. Когда князь Олег направится в град Константина и если он возьмёт меня, я увижу мою родину...
Анна вздыхала.
— Херсонес — самый прекрасный город, — восхищённо говорила она, — лучше его разве Константинополь. Красоту Херсонеса нельзя описать, его надо видеть. Дома и улицы моего города из камня, а храмы и дворцы из мрамора. В Херсонесе и вокруг растут виноград и цветы, а на площадях, которые у нас форумами зовутся, бьют фонтаны. Высокие стройные кипарисы подпирают небо. Славяне — язычники и поклоняются своему Перуну. Это злой бог, вы приносите ему жертвы, а мы, христиане, молимся своему Богу в храмах. Это торжественно, и с молитвой человек душой возносится к Богу. Наша вера истинная...
Слушая гречанку, Лада не могла даже представить, как можно жить в каменных домах, ходить по булыжным мостовым, молиться не на капище, а в мраморных храмах. Она, как и Анна, мечтала попасть с Олегом в Царьград. И конечно же он непременно возьмёт её с собой...
На торжище, в той стороне, какой оно к пристани примыкает, стоит изба. Изба как изба, стены бревенчатые, но вот оконца взяты в решётки металлические, и двери дубовые с запорами. Это мытная[75] изба. В ней суровые мытники собирают в княжью казну торговую пошлину со всех товаров, какие гости торговые привозят в Киев.
Мыто для всех равное, что для варяжских гостей, что для греческих, готских либо из стран восточных. Никого не выделял Олег, велено со всех по правде взимать, за то каждому гостю и людям его давали на прожитье хлебом и мясом, солью и вином, да ещё наделяли на обратный путь.
А коли требовалось корабль чинить либо паруса обветшалые, временем и ветром порванные, поменять, отказа иноземцам не было. За исполнение этого спрашивали с мытного старосты, боярина Олексы, а тот с мытников.
Бывало, гость иноземный, учуяв какую обиду, тут же поспешал на Гору на княжий двор с жалобой, и тогда Олег вершил суд, кто виновен — мытники или сам гость. Ежели оказывалось, иноземец кривду чинил, то платил князю; коли мытник, плата гостю шла.
Однажды приплыли из Византии купцы киевские и, едва причалили, направились в Детинец к Олегу. Князь принял их на Красном крыльце, попотчевал и только потом выслушал.
А у людей торговых счёт к царьградской власти давний. Его они и высказали Олегу. Первым заговорил старейшина купцов киевских, седобородый Фома:
— Обидно нам, князь, терпели мы при Аскольде и Дире, что нас, гостей русских, бесчестят в Царьграде. Ряд, какой прежние князья с базилевсом подписывали, в империи забыли.
— В чём то бесчестье?
— С русских гостей ромеи мыто берут непомерное, подчас в убыток себе плаваем.
— Да только ли в этом дело! — вмешался купец Евсей. — В город впускают без оружия, живём за городскими стенами в русском квартале, где храм Святого Мамонта. Месячное дают не всегда и скупое, а на обратный путь пропитание сами себе покупаем.
Нахмурился Олег:
— Вижу, русским гостям позор от ромеев. И терпеть его вам до той поры, покуда мы не скрестим с ними мечи. Станет же то возможным, когда славяне в государство объединятся. Тогда мы заставим императора уважать русских торговых гостей. Пока же обещаю: как ромеи к вам, так и вы к их гостям. Не будем давать греческим гостям на прожитье и корабли их чинить не станем. Пусть они на нас своему базилевсу жалуются.
75