Созвал Олег старейшин и воевод, и все к одному склонились: из города не выходить, обороняться, а ко всем русичам слать бирючей, созывать на войну с погаными. Великий князь с ними согласился.
Он сказал:
— Ратибор, ты отправишься к Гориславу древлянскому, пусть старое забудет, сегодня одна беда на всех. А ты, Путша, к вятичам и радимичам поспешай.
Пусть знают все: падёт Киев — и не станет у них защиты от печенегов и хазар...
— Ты прав, великий князь, настал час разделить беду на всех, — ответили бояре.
И ещё сказал Олег: Киев будет держаться до поры, покуда не подойдут новгородцы и князья со всей русской земли. А как они соберутся, настанет час помочь осаждённым...
И сызнова поддержали бояре князя:
— Мы поднимем всю Русь на печенегов и отразим окаянных — будь в том уверен, великий князь...
Ратибор представлял, как нелегко будет выстоять киевлянам. Печенеги попытаются лезть на приступ. Как гусеница в засушливый год обжирает деревья, они станут уничтожать всё на своём пути. Хватит ли хлебных и иных припасов в Киеве? Воевода мысленно прикидывал: до конца лета, пожалуй, дотянут, а дальше надежда на подмогу. На новгородцев, на него, Ратибора, на Путшу, на ратников, которые встанут на защиту...
Чем ближе к Искоростеню, тем люднее погосты. Из городка навстречу киевскому воеводе выехал конный дозор, остановил Ратибора. Десятник, седой, бородатый, буркнул: князь-де велел ждать.
Киевский воевода озлился: время ли счёты сводить? Однако подчинился десятнику. Тот провёл воеводу в городок, посоветовал отдохнуть.
У Горислава с Ратибором разговор состоялся в гриднице за вечерней трапезой. Древлянский князь, выслушав воеводу, попрекнул:
— Скоро же Олег запамятовал, как наши погосты разорял, холопов моих на засечную линию отправил, а сегодня подмоги просит! Видать, грозный враг к Киеву идёт.
— Ты, князь, зла на Олега не таи, общая беда у нас. Одолеют печенеги, возьмут Киев — кому Русь объединять? Аль тебе приятней под печенежином ходить? На карачках перед ханом ползать? Нет, князь, от орды в лесах не схоронишься...
В тот вечер Ратибор с Гориславом едва не полаялись, а утром древлянский князь сказал:
— Правду говоришь, Ратибор: не отобьются киевляне — не будет спасения и древлянам. Пойдём Киеву на подмогу...
В Новгороде ударили в било. Стучали долго и тревожно. И, отложив все дела, торопился люд на площадь.
Сошлись, ждали напряжённо, о чём посадник поведёт речь. А тот кожаную повязку на глазу поправил, сказал так, что услышали все:
— Печенеги силой огромной к Киеву подступили, и просит князь Олег нашей помощи.
Выслушали в тишине и взорвались. Криком изошло вече. И было оно хоть и недолгим, но шумным. Кое-кто из именитых попытались повернуть вече по-своему: мол, не Новгороду печенеги грозят, а Киеву, пусть киевляне и обороняются. Но тут Доброгост наперёд пробрался, всех перекричал.
— Люди Нового города, — сказал кончанский староста, — чьи речи мы слышим? Разве не наша дружина ушла с князем Олегом или князь себе славу добывает? Возьмут печенеги Киев, где наш торговый путь проляжет?
— Истину сказываешь, Доброгост, у нас с Киевом одна судьба!
— Созывай ополчение, князь Юрий, кличь кривичей и чудь! Конно и на ладьях пойдём к Киеву!
— Вестимо, отбросим окаянных!
В тот же вечер Ивашка засобирался в дорогу. Сказал отцу:
— Надобно мне в Киев поспешить, может, успею, пока печенеги город не осадили.
Доброгост возразил:
— Не поспеешь. Теперь жди, когда ополчение соберётся, с ним и отправишься — проку больше.
В тревожном ожидании тянулось время. С утра люд уже был на стенах, смотрели на юг, туда, где в трёх-четырёх конных переходах лежала Дикая степь, страшная своей непредсказуемостью, жестокостью кочевников...
И они пришли. На шестые сутки, когда солнце перевалило за полдень, закричали дозорные:
— Эвон, гляди, объявились!
Лада тоже увидела печенегов. Сначала это была малая точка, но вскорости она увеличилась, расползлась грязным пятном и вот уже заполнила собой всё пространство от Днепра и насколько хватало глаз в сторону древлянского края.
— Вся степь явилась! — загомонили на стенах.
— Вишь какую силищу собрал проклятый Кучумка!
Валом перекатываясь по землям полян, орда подступила к Киеву. Зажав в руке лук, Лада смотрела, как близилась конная лава, а за ней, поднимая тучи пыли, двигались кибитки и стада.
— Держись, народ киевский! — раздался голос воеводы Никифора.