Не прошло и месяца, как встали боярские хоромы, да ещё больше и краше прежних.
Третью неделю живёт хазарское посольство на левом берегу Днепра, напротив Киева, у самого перевоза. В еде послам отказа нет, и вином наделяют. Встречавший Рувима боярин Путша сказал:
— Живите, нужды вам ни в чём не будет, а как князь велит, так и проводим к нему.
На вопрос Рувима, отчего Олег их не принимает, боярин буркнул:
— Когда надобность в вас будет, тогда и позовут. У князя же и без вас дел полно.
Рувиму за каганат обидно: слыхано ли, заставить ждать посла великого хаканбека — это ли не унижение! Видать, киевский князь силу за собой чует, коли позволяет такое. Однако вернуться в Итиль посол опасался, зная крутой нрав хаканбека.
Только на исходе третьей недели явился за Рувимом боярин и объявил, что великий князь киевский зовёт хазарского посла, а с ним толмача.
Переправились Рувим с толмачом на правый берег, поднялись на Гору. Принимал Олег Рувима в большой гриднице без почестей. С князем бояре и воеводы. Выслушал князь посла сидя и тут же дал ответ:
— Ты, посол Хазарского каганата, говоришь, что привёз нам мир, будто вы одержали над нами победу. По какому праву хазары считают славянское левобережье своими владениями? Прежде по силе, а нынче? Нет, посол, нам такие условия не надобны. Левобережье — наша земля, земля Киевской Руси. Мы готовы жить с вами в мире, ежели вы не будете пытаться брать дань с вятичей и радимичей и уж никак не с суличей и северян. Это народы Киевской Руси, нам подвластные. О том и передай хаканбеку.
Чуть помолчав, Олег добавил:
— А стращать нас печенегами, тем паче вашим союзом с ними, не следует. Вам для того печенегов сыскать надобно. Разве до вас не дошли слухи, что сталось с большой ордой хана Кучума? Ты слышал, посол, мой ответ, и, коли хаканбек примет его, мы с радостью будем видеть в хазарах наших друзей.
И даже за трапезный стол киевский князь Рувима не позвал.
Ушли послы каганата, а Олег сказал боярам:
— Не от хорошей жизни хаканбек посольство слал. Аюб псом побитым приполз, раны зализывает, а у хаканбека голова оттого трещит. Теперь пусть наш ответ переваривает.
Сколько лет Олег помнил себя, он никогда не был во хмелю. Даже на весёлых пирах, какие устраивал для дружины, или когда звал бояр и старейшин, чтобы отпраздновать какое-либо радостное событие, он не хмелел, пил вино или сладкую, но крепкую медовуху, заедая куском жирного мяса и запивая холодным кислым молоком. Может, оттого голова у князя всегда была свежая.
Выпроводив хазарских послов, князь с боярами уселись за трапезу. Она получилась шумная и долгая. До самых сумерек хватило разговоров.
Речи всё больше вели о печенегах и хазарах. Да оно и понятно: кто чаще всех хлопоты Руси причинял, разор приносил? А когда вспомнили, как орду Кучума по Дикой степи гоняли, то сожалели, что ушёл от них сам хан.
Потом заговорили о темнике Аюбе. Освещали путь русичам горящие хазарские поселения по Саркелу...
Закрыл глаза Олег, молчал, слушал. И вспоминал городок на берегу чужой земли за морем, где в огне увидел Лауру. Он, совсем отрок, варяг, тогда впервые познал женщину. Сколько их потом перебывало! Но с появлением Лады все они для него исчезли. А может, в заботах и тревогах ушло всё. Лада же всегда с ним. С ней он делит и огорчения и радости.
— О чём думы, великий князь? — спросил сидевший рядом Ратибор.
Олег усмехнулся, но не ответил. Разве поймёт его воевода? Мысли переметнулись на княжича Игоря. Полгода, как тот в Плескове, воротится по первопутку. Что за княгиню в Киев привезёт, коей суждено будет упрочить род Рюриковичей?
Сгущались сумерки, и в гриднице, где широко трапезовали бояре и старейшины, зажгли жировые плошки. Они чадили, освещая стол, заваленный объедками, и пол, устланный соломой. Олег поднялся, выбрался во двор, глотнул чистого воздуха. Увидев отрока, сказал:
— Веди коня, Рогволод, поскачем в Предславино.
От Плескова-города рукой подать до чуди и ливов, а в четырёх днях пути — Новгород. Потому и говаривают: Новгород и Плесков — братья, Новгород — брат старший, Плесков — младший. Ударят в набат плесковичи — новгородцы слышат, бьют в било в Новгороде — Плесков откликается.
Стало известно новгородцам, что берёт молодой княжич Игорь в жёны дочь князя плесковского, одобрили: зело разумна княжна. Слухом земля полнится: грамотой владеет, греческий язык уразумела.
Говорили:
— Такая и надобна будущему князю.
В Плескове у Ивашки дни тянулись утомительно медленно, за все годы отоспался. Наконец позвал его княжич и сказал: