Ушац вернулся в пятом часу. Саша приткнулся в коридоре, вблизи приемной, глядел, как парами, по одному являлись сотрудники, скапливались перед клеенчатой дверью, щегольски перетянутой шнурами. Дружно, толкаясь плечами, вкатывались в глубь длинного кабинета, сквозного, блестящего. Из глубины глядел огромный белый глаз. Хромированная шестерня вставлена в нишу стенки.
Саша видел впервые всех семерых, но узнал их со слов Васи, то был техотдел в полном составе. Через час выкатился техотдел так же кучей, стремительно. Ушац вышел, высокий, прямой, тройку цвета маренго дешевил несвежий красный галстук в синюю клетку. Смотрел вслед сотрудникам, они рассыпались по коридору, все лысые, каждый сам по себе, будто бильярдные шары. Техотдел был освобожден от планерок. Ушац лично по понедельникам придавал им ускорение. Днями они сновали с блокнотами в руках по объектам, по цехам, льстиво хвалили прорабов и мастеров за творческое отношение к делу, затем с трудолюбием пчел укладывали взяток в бесчисленные ячейки с надписями вроде «Схемы трубопроводов для снятия шубы снеговой с рассольных батарей», писали, читали. Если же исчезали надолго, оставив на двери техотдела бумажонку с надписью «Библиотечный день» или же впадали в оцепенение, Ушац одним ударом посылал их в одну лузу.
Ушац нагнулся к секретарше, заслонив, Саша за его спиной быстро вошел в кабинет. Возвратившись к себе, Ушац свойски, насмешливо и одновременно доброжелательно поздоровался, назвав по фамилии, чем не удивил Сашу. Он за три дня намозолил глаза секретарше; к тому же непременно Татьяна Павловна, после планерки в потоке себе подобных вытекая из кабинета, на миг прильнула к директорскому столу и с прилежанием верноподданной донесла о сидящем в коридоре приятеле Сизова.
— Вы соавтор Сизова, у вас второй экземпляр записки, — сказал Ушац.
Что там еще Вася успел наговорить обо мне, подумал Саша с досадой. Он ответил:
— Он диктовал, я только ручкой водил.
— Вы понимаете, что записка означала вмешательство прораба Сизова в технологические программы… требовала переустройства служб. Так вы у Гриши? Как ваш поход на «Весте»? Удался? Мой сын потрясен вашей отвагой, они одновременно с «Вестой» пересекли Рыбинское море, нахлебались… Ведь мастера, взяли второй приз на гонках в Канаде.
Говорил он легко, доверчиво, давал понять: Саша для него свой, всех с «Весты» он любит. Слал поклоны и называл поименно. При имени Васи взял регистром ниже, добавил: чистый, честный человек, превосходный организатор, начал с барака в Марьиной роще. Теперь у нас завод, аварийная служба в оперативности потягается с европейскими фирмами. Монтажники — золотые руки.
Саша слышал про монтажников — золотые руки, вот от кого?.. Ага, от Васи. Он пересказывал разговор свой с Ушацем.
Договаривая, Ушац повернулся к Саше курчавым седым затылком, щелкал ручками селектора, отвечал, вызывал цех, спрашивал, будут ли готовы вентили, поручил тут же кого-то разыскать на объекте. По заведенному Васей порядку, знал Саша, сотрудники перед отъездом с комбината записывали в книгу объект или место командировки, время в пути и тамошний телефон.
В коридоре Сашу поджидала Татьяна Павловна, хотела выведать, хоть что-нибудь узнать из разговора Саши с директором. Знал теперь Саша, почему Вася вставил в договор на теплицу эту бабищу с мясистым лицом, важны для Васи были деньги, но важнее случай подставить себя, дать криминал Ушацу против себя, объявить о покорности Ушацу, чтобы только позволил он оставаться на комбинате.
Воскресный вечер Гриша провел на Селезневке у Эрнста. Сыро было в двух его комнатах, жарко — топилась «бомба». Ублажали высокую полногрудую женщину, адвокатессу Лени. Суд назначен на конец октября. Судья человек жесткий, из фронтовиков, самый суровый, пожалуй, в районе, говорила адвокат, — и замолкали в застолье. Ясное дело, был умысел в назначении судьи. Бросались наперебой говорить о пункте статьи — не допустить, чтоб речь зашла о втором пункте, от восьми до пятнадцати лет. Только первый! Приводили доказательства, просили адвоката записывать, а она отвечала:
— Сострадание должно сочетаться с профессиональными знаниями.
— Вы правы, самый высокий профессионализм основан на собственных психических отклонениях, — согласился Эрнст. Поднял с пола черепаху и сунул на книжную полку, где черепаха замерла между вырезанными из кокоса обезьянами. Он клал ее туда в ожидании гостей. Непременно кто-нибудь брал ее в руки, посчитав пустым панцирем, и пугался при появлении темной головки. Реплика Эрнста рассмешила друзей; адвокатесса поглядела на него боязливо. Что же они так, ведь обидится?.. Она знала, как видно, что Эрнст завел черепаху.