Не дождавшись ответа, Юрий Иванович полез из машины. Гриша попросил Сашу прижаться на площади Революции, пересел за руль и погнал. Через площадь Дзержинского и Китайский проезд выскочил на дугу Москвы-реки. Неслись огни по гладкому камню парапета. Выкована набережная! Здешний и пришлый люд зарабатывали на строительстве набережной белую булку для ребенка или койку для себя в теплом общежитии, право сидеть летним вечером на бульваре. Насыпая и крепя сваями основание, выкладывая крупным камнем наружную грань, держащую тяжесть засыпки, укладывая и выглаживая мрамор, все они — безалаберная вольница и обстоятельные работники, каменотес и девушка, впервые взявшая в руки лопату-гребалку, крепкие волей и непригодные для упорного труда — все они проходили отбор на дуге набережной, зарабатывая или упрочивая самое право жить в великом городе на Русской равнине, который не верит ни слезам, ни словам, верит рукам.
Юрий Иванович позвонил Грише, просил приехать к шести часам к Муруговым. Гриша ехать отказывался: в семнадцать тридцать ждут в райисполкоме, оттуда поедут в магазин — закопались с ним, полагалось сделать еще до ноябрьских. Стряхнет магазин — станет одним пунктом меньше в стотысячных хозяйственных программах, порученных заводу как головному предприятию района, где числятся зоны отдыха, дэзы, совхозные кормоцеха.
— Пожалуйста, приезжай, — попросил Юрий Иванович. — Нужно ведь.
Гриша издал носовой звук, заменявший у него при различных окрасках десятки слов.
— Тебе нужно.
Гришина рука опускала трубку на рычаг, в последний миг Юрий Иванович остановил ее:
— Будут следователь, адвокат.
В начале седьмого были у Муруговых, в тепле и уюте маленькой квартиры. Востроносенькая появилась из кухни, красногрудая, как птичка, в своем передничке. Важно появился и столь же важно удалился тучный грузин. Бабулька, подминая диванчик своим тяжелым телом, с выражением читала в телефонную трубку про выведение пятен. У стола сидел следователь с Петровки, омич, при появлении новых гостей застенчиво убравший под стул ноги в шлепанцах.
Приехали следом Гриша и златовласая адвокат, сели ужинать. Угощали кинзмараули. Вино было послано бабульке ее первым мужем Ванечкой. Тучный грузин, доцент, сын Ванечки, привезший вино, сказал тост за бабульку, называл ее «мамой». Бабулька обвенчалась с Ванечкой в Тифлисе в 1916 году, для чего они с сестрой затеяли белый бал, а для подкупа священника и найма извозчиков Ванечка у своего отца, мелкого железнодорожного служащего, украл деньги, скопленные на покупку участка под застройку. Сидевшая на балконе мать невесты сказала гостю: «Глядите, едет свадьба», тот перегнулся через перила и досказал: «Невеста ваша дочь, сударыня». Ванечку не впустили в дом.
Добрейшая бабулька за столом занималась следователем, сочувствуя ему всей душой, ведь он вынужден был ехать сюда, она-то не выходит из дому, да еще допрашивать ее как свидетеля, что ей представлялось как нечто мучительное для следователя, противоестественное; она поощряла молодого человека задавать вопросы, она желала облегчить ему труд, подсахарить горечь его положения. Тут выяснилось, что ее письма к Лене задержаны для перевода, ведь они написаны на немецком.
— Простите, сколько вам мороки от меня, — каялась бабулька, жалостливо глядя на следователя. — Язык я забыла, писала с учебником, со словарем… Бедный ваш переводчик, он не продерется.
— Он-то продерется, — злорадно сказала востроносенькая, — да что вычитает? Информацию еженедельника «За рубежом», сообщение об открытии химчистки на той стороне улицы. Информацию о городе Сергиополе. Там второй мамин муж построил водокачку.
За столом молчали. О Сергиополе не слышали.
— Был такой имперский городок в Казахстане, — извиняясь, пояснила бабулька. — Начальный пункт тракта на Китай. Тюрьма, церковь, китайская торговлишка. Капитана, купи. Купила мужу тюбетейку из крашеной мешковины. Нет Сергиополя, погубил его Турксиб. Только водокачку муж построил. На станции Аягуз, это в пяти километрах от Сергиополя.
— Там же какая-то техник родила ему ребеночка, муж ушел к ней, а ты перед отъездом связала ребеночку носочки, — сказала востроносенькая снисходительно.
Гриша звонил заместителю, спрашивал про магазин, адвокат от вина и еды осоловела, переносила равнодушно взгляды доцента как досадную необходимость и ждала случая проститься; следователь не чаял узнать что-либо полезное для следствия, запивал варенье очередным стаканом чая.