Где привставая на цыпочках, где наваливаясь грудью или становясь на тормозные тяги и перегибаясь, он быстро ухватывал губкой инструмента за край бандажного кольца и двигал штангу с делениями. Вращал подушечкой пальца колесико с насечкой, уточняя замер по шкале нониуса. Тянулся, сгибаясь, одной рукой придерживал пластину инструмента, другой двигал заостренную линейку, вдавливая, чтобы уперлась в дно понижения, выбитого в бандаже рельсом. Три замера на колесе. Шестнадцать колес.
Бросился было к мотор-вагонам, да увидел через внутренние ворота в другой, меньшей части депо еще один электровоз, на стойле.
Под мотор-вагонами по канаве кто-то ходил — стало быть, не убегут мотор-вагоны сию минуту. Гриша проскочил через внутренние ворота к стойлу. Опять фарт — электровоза с такими номерами у него в тетради не значилось.
На ходу бросив сумку, он полез под корпус.
Переходил от первой пары ко второй, когда машинист, сидевший в окне, проговорил:
— Берегись, сейчас поедем.
Гриша не успел сделать замеры, электровоз покатил. Машинист, опираясь локотницей на раму окна и глядя вдаль, бросил с ленцой:
— Чего забегался… по второму разу с замерами.
Гриша отмахнулся: двоится у тебя там! Под кепкой пощипывал пот, болела ушибленная рука.
Он вернулся к мотор-вагонам. Спрыгнул в канаву; нагнувшись, переходил от одной колесной пары к другой, спокойно делал свое дело. Лишь временами, присев, глядел — есть ли движение в другом краю канавы. Человек здешний, возится, стало быть, не пора уходить мотор-вагонам с канавы.
Неслышно и плавно мотор-вагон взял с места. Гриша повалился на дно канавы, едва успев выдернуть из-под колеса руку с инструментом. Простучала над головой последняя пара, посветлело. Гриша поднялся, сердито поглядел в конец канавы: что же он растяпа такой, помощник машиниста или кто он там, бросили его! Он уже отводил взгляд, как человек стал выбираться из канавы, прежде выбросив предмет, который Гриша принял сперва за чемоданишко, в каких держат инструмент. Движение было легкое, не чемодан был — портфель, догадался Гриша и в следующее мгновение знал, что видит своего друга Юрия Ивановича Панова.
— Ты мне звонил? Когда стырили бутылку с Колиным анализом? Или не ты? — недобро спросил Гриша, не здороваясь. — Так не суйся, — грубо закончил Гриша. — Делать мне нечего, как скоблиться под электричками. Отступился, так нет, опять лезешь к нему со своей жалостью.
— Да я так. Навещал, инструмент у него взял… в охотку-то сделать два-три замера.
— В охотку? Инструмент у него взял? Повиснуть ты даешь на себе. А ему только дай, ему ведь плохо! Общежитие — в сорок шесть лет. Мелюзга вокруг, ему зазорно. И сманивают опять же, один пьет, другой подливает. Ничего его не удержит, все перепробовал ведь. Только что осталось зашить в ягодицу какую-то фиговину, чтоб удержал страх смерти. Так ведь не удержит, напьется, умрет! Удержит его только страх за других, страх крушения поезда удержит. Он не сделает замеры, прокат сверх нормы, авария будет — вот какой страх его может удержать, вылечить. А ты, ты за него скоблишься под грязнющими машинами, пропадаешь тут. Мне сейчас из-за тебя чуть руку не отрезало. Вредный ты сегодня человек, Иваныч.
Юрий Иванович догнал его за воротами, говорил. Гриша не слушал, вдруг стал: в быстрой речи Юрия Ивановича мелькнула фамилия человека, о котором помнил, казалось, один он. Без малого тридцать лет назад работник этого депо, делавший замеры бандажа, в очередной месяц не стал гоняться за локомотивами — он по прежним данным вывел некий коэффициент проката бандажа. Он стал выводить в ведомости замеры, учитывая свой коэффициент. Его ухищрения завершились в один день с аварией пассажирского поезда.
Юрий Иванович, понял Гриша, не делал замеры за Колю, нет, он взял потихоньку инструмент у спящего Коли: тот ночь провел в депо, спал без задних ног, — и побежал сюда убедиться, что Коля не приписал замеры нынешнего месяца, пользуясь замерами прошлого.
— Я за тем же сюда хожу, страхую, — сказал Гриша уже утишающе и устало. — Но я-то понятно… Я поручился за него перед начальником депо. Ты-то перед кем поручился?
Начало мая, ветрено, солнечно, толпа отшуршала плащами, сбросила. Команда «Весты» отработала с напильниками, скребками, со шкуркой. Ободрали старую краску, из щелей по кусочкам выковыряли старую грязь. Выбрали до свежего дерева в начавших гнить местах. Живет шлюп, крепок, понесет нас дальше, под парусами, вынес из пятидесятых, в девяностые занесет. Блестит стальная шина, натянутая по килю от форштевня до ахтерштевня. Дышит под солнцем обновленное дерево.