В первой половине дня Антонина Сергеевна была занята на семинаре библиотекарей. Распустила семинар на обед, сбегала домой, покормила ребят, переоделась: жарко стало в шерстяном платье. Из дому — к себе в отдел и, не передохнув, заказала область. В ожидании звонка разговаривала с начальником СМУ об обелиске; в ноябре город отмечал шестисотлетие со дня основания. Секретарь райкома партии по пропаганде предложил в числе прочих мероприятий установить на берегу пруда обелиск, а в него вложить письмо в свинцовой капсуле, так сказать, письмо к потомкам. Капсулу отлили на заводе, она лежала в сейфе у Антонины Сергеевны, текст письма с именами знатных людей, героев революции и войны также был готов и согласован, а обелиск существовал только на рисунке автора, школьного учителя рисования, и на генплане, куда его охотно поместил районный архитектор, окружив клумбами и деревцами. Начальник СМУ пел старую песню о мраморной крошке.
Тут дали областной город.
— Мы согласны в октябре взять ансамбль «Веселый лайнер», — говорила она, глядя, как у магазина через улицу возчик в сером халате мечет в окно лотки с хлебом. — Что значит, долго думали, поезд ушел? У нас трудный район, так пусть люди качественно отдохнут. — Собеседница сбавила на полтона, и Антонина Сергеевна заговорила мирно: — Вы требуете полный сбор, стало быть, нам надо взять у руководителей хозяйств гарантийные письма — так чего же не понять?.. Чего мне записывать, если афиша у них своя. Да, и филармонию помню, и имя руководителя — Роман Ногаев, так?
Тогда ли ночью на Басманной, позже ли открылось ей, что недобрая сила, погнавшая отца в Москву, — не изжитое, не наследство отцовой матери, старушонки в заколотой под подбородком шали. Неужели, думала Антонина Сергеевна, это вечное, присущее человеку — охота к неволе?
Юрий Иванович вышел из бани с Сашей Албычевым и с Павлом Хлебниковым, называемым друзьями по-уваровски Павелко или Павликом.
— Опротивели мне мои сектанты, — сказал Павлик. После долгих мытарств он защитил диссертацию о сектантах и теперь распечатывал ее в виде статеек в надежде перебраться в учебный институт и получить доцента. — Я бы написал вдохновенно о роли и месте провинциалов в эволюции римского общества и принципата. О Галле, о Таците… Он тоже родом из Нарбонской Галлии… как и Агрикола, тесть Тацита. Сделали в Риме карьеру, помогали землякам. Саше вот повезло, он будет при Грише. А нам как было тут пробиться без помощи? — Павлик показал в глубь улицы. Там темнели темные шары людских скоплений на трамвайных остановках и возле овощных ларьков, чьи темные зевы были набиты плодами далеких отсюда полей и садов. Набегал трамвай, наполняя улицу гулом, как железную трубу. — Ни Агриколы, ни капитана де Тревиля.