— Хорошо, пусть так, — Джанин натянуто улыбается и косится на Юнис, старательно держит лицо, хотя внутри закипает гневом. Метьюс ненавидит, когда что-то идёт не по плану, а досадная помеха в виде нерадивого отпрыска бесит вдвойне, — но я думаю, мы еще вернемся к этому разговору. И не забывай, ты не единственный Лидер Бесстрашия.
Она разворачивается и чеканит шаг прочь из палаты, намеренно грохает каблуками, на секунду задержавшись у плеча напряжённой, как струна Юнис.
— Милая, если хоть слово выйдет за пределы этой палаты…
― Так точно, мэм, ― она произносит ответ одними губами, зная, что голос к чертям сел, вздрагивает, когда за Джанин захлопывается дверь, впуская в палату тихий шорох шагов снующих по коридорам эрудитов.
На душе остаётся скользкий осадок, липкой гадостью оседая по стенкам гортани — свидетелем этой болезненной сцены она не готова была становиться. Юнис не была близка с матерью. Деми воспитывала в ней сильного воина, не размениваясь на сентименты, но она чувствовала её молчаливую поддержку, выраженную полуулыбкой или кивком головы, а сейчас её словно бросили в ледяное озеро, и ей нещадно сводит все мышцы. Она не знала, что так бывает.
― Я даже представить не могла, что она…
— Колтер – фамилия отца. И я не особо распространялся, — Эрик сдирает с груди датчики, отбрасывает одеяло в сторону, становится босыми ногами на белоснежный, каменный пол. — Она мне не мать. Это просто женщина, которая меня родила.
— Куда ты?! ― Юнис отмирает, вскидывается, подходит ближе, снова и снова готовая подставить своё плечо. Эрик её игнорирует, опираясь рукой о стену, пробует устойчивость почвы под собой.
— Домой. Вы там уже охренели от безделья, как я посмотрю, ― он скидывает с себя больничную рубашку, хлопает ящиками в поисках привычной чёрной формы с нашивками в виде языков пламени. На месте раны длинный алый рубец с тонкими заклёпками металла по краям, на его безупречно выдрессированном теле наверняка останется новый шрам, который со временем потеряется в россыпи остальных. Страх безвозвратной потери втягивает назад свои стальные когти, оставляя в душе Юнис кровоточащий след, его не будет видно, как видны раны тела, но он будет ныть по погоде.
— Я отвезу тебя.
— Без тебя справлюсь.
— Эрик, пожалуйста, прекрати! — Юнис повышает голос, заставляя Лидера медленно поворачивать голову в её сторону. Его гнев растворяется в зелёных, мокрых глазах, а от её пальцев горит кожа под чернильными узорами татуировок. Она слишком близко, чтобы держать расшатанную вхлам броню. Эрик слишком устал злиться. — Прости меня.
Два простых слова, и Юнис выбивает землю у него из-под ног. Он не может скрыть изумления, ведь во всём, что происходит между ними, его вины не меньше половины. Эрик понимает это, но слишком горд, чтобы это признать. Для Юнис же собственная правота с этой минуты перестала иметь значение.
— За что?!
— За всё. За всё, что было.
— Я ж тебе жизнь испортил?! Разве не это ты хотела мне сказать? ― её светлая макушка щекотно касается груди, Юнис осторожничает, боится, что он её оттолкнёт, едва ощутимо трётся щекой и носом о кожу, пропитанную больничным, стерильным запахом. Эрику хочется смыть с себя эту погань, взять её в охапку, увезти отсюда, забыть, что он здесь родился. Она единственная, перед кем не надо оправдываться, и единственная, перед кем ему хочется это сделать. Незаменимая, словно под него сделанная, даже руки удобно лежат на узких изгибах тонкой талии. Зря он сравнивал её с железной ведьмой Метьюс. Юнис другая.
Она добивает его контрольным в голову:
— Кажется, я до тебя и не жила вовсе.
========== 4.4 ==========
Комментарий к 4.4
Ахтунг!
Ваниль и сахар. Может вызвать кариес в труднодоступных местах!
NC-17!
Я предупредил.)
Под одной блондинкой можно представить любую другую) https://pp.vk.me/c636020/v636020678/1a9e7/j5MTJ2tNW1U.jpg
Вдохновляшка BANKS - Waiting Game
По небу ползёт серое, предрассветное марево, изредка осыпая город мелким, похожим на туман дождём; за тонкой облачной плёнкой солнце походит на растаявший кусок сливочного масла. Полутьма рассыпана по комнате мелкими взвесями пыли, укрытая прозрачной вуалью блеклого, линялого света, крадущегося из-за тонких полосок жалюзи. Они едва шелестят от сквозняка, загулявшего в комнату из приоткрытого окна; снаружи пасмурно, внутри прохладно, но Эрик чувствует, как жар плавит ему кости, будто организм охвачен лихорадкой.
Причина его недомогания безмятежно спит лицом в подушку, раскинув руки и разметав по постели волосы; ткань лёгкой простыни, заменившей брошенное на пол одеяло, едва прикрывает узорную ложбинку крестца. На её тонкой спине играет светотень, спутанные паутиной пряди скрывают чёрное острие кинжала, выбитого почти от самого затылка до лопаток ровно по позвоночному столбу. Одно из самых чувствительных мест на теле, как и передняя часть шеи. Эрик прекрасно знает, как это больно.
Он тихо, как умеет, двигается ближе, собирает в горсть рассыпанную, светлую гриву, полностью открывая жадному взгляду тонкую, изящно украшенную шею, рассматривает сложные, ювелирные узоры на длинной рукояти кинжала, любуется. Безупречная. Тори умеет создавать шедевры.
Безоговорочно сдавшаяся, Юнис не стала менее привлекательна, скорее наоборот — тёплая, домашняя кошка взамен одичалой, которая шипит из-за угла, отстаивая свою независимость. Он дождался от неё этих чёртовых три слова, наконец, дождался, выпытал, вытрахал, надеясь, что угомонится, поставит её на полку в один ряд с безликими победами. Не вышло. Эрик слышал их не раз — восхищённым, заискивающим, откровенно лживым тоном, смаковал и выплёвывал чужие привязанности и попытки завладеть его сердцем. Юнис не делала для этого ничего, но всё же сокрушила.
Эрик никогда не отличался изяществом движений, Юнис, просыпаясь, недовольно морщит нос, тянется, пытается вслепую нащупать одеяло, чтобы натянуть на голую спину. Он не позволяет ей этого сделать, отбрасывает ткань куда попало и перехватывает её тонкую, блуждающую по постели руку, стягивая сильным, живым браслетом собственных пальцев.
— Я хоть час-то спала? — недовольно мурлычет она в ответ на его нетерпеливые прикосновения.
— Два. С тебя хватит.
Хриплый шёпот теряется где-то в основании шеи, продолжаясь быстрыми влажными поцелуями по пути чернильного рисунка до самых лопаток. Юнис достаточно выспалась за месяцы разлуки, и по рваному сну в объятиях своего Лидера уже успела истосковаться.
Грубая ладонь скользит вдоль изгибов груди и талии, накрывает плоский живот, собственнически раздвигает бёдра, дотрагиваясь до нежных, чувствительных складочек, которые наливаются кровью от неспешных, скользящих движений пальцев. Юнис плывёт на грани сна и реальности. Изредка проваливается в поверхностный сон, убаюканная непривычно нежными прикосновениями Лидера, и снова возвращается на землю, когда пальцы проникают в неё резко и глубоко, а прикусанная кожа на аккуратных, округлых плечах начинает гореть.
В пространстве комнаты слышен лишь шорох дождя и тяжелое дыхание, Юнис просыпается окончательно, когда Эрик давит её в матрас непереносимой тяжестью своего тела. Она смахивает с постели подушку, чтобы ко всем чертям в ней не задохнуться, потому что нежности заканчиваются так же неожиданно, как и начались. Эрик охватывает ладонью её горло, вынуждая поднимать голову и почти касаться затылком его плеча; ему невыносимо хочется сжать его посильнее, услышать её скулящий протест, насладиться своей долгожданной властью над ней. А она лишь обнимает за шею, заводя назад руку, тянет к себе ещё ближе, послушно открывает рот, впуская внутрь пальцы с кисловатым привкусом собственной смазки. Эрик не беспокоится, что швы разойдутся, Эрудиты весьма хорошо его подлатали, а обезболивающие с антибиотиками действуют отменно, и терять на восстановление драгоценное время бессмысленно.