Перешагивая ступеньку за ступенькой, ведущей к площадке ринга, она вспоминает, любуется рвущимися из проймы майки мускулами и сцепленными в замок ладонями, исписанными белыми полосками шрамов и швов, но ей ничего не мешает отмечать про себя его слабые места. Проигрывать Юнис не любит, и «проебать шанс» совсем не хочется, хотя этих самых шансов у неё один к тысяче. В районе грудины справа недели три назад он схлопотал лёгкое ножевое, левое колено давно травмировано, пошаливает раз на раз, шейный отдел слабоват от постоянного напряжения — она почти каждый вечер разминает ему плечи, жесткие, как глыбы, снимая спазмы. Она выстраивает в уме тактику атаки, задвигая эмоции на задний план, а разогретые тренировкой мышцы приятно пружинят, пока она кружит по рингу, чуть согнув колени, каждую секунду ожидая от него подлого выпада.
— Ну? И долго…
Она не даёт ему закончить. Ее тело будто нарушает законы гравитации, Юнис проскальзывает под его рукой, забирается на спину, потом выше, и, как акробатка, обманным манёвром перелетает через его плечо. Красуется. Эрик чувствует, что ему не хватает воздуха — шея плотно зажата между её бёдрами, а сама она где-то за затылком, вцепилась так, что не сбросить, только падать самому, бросая её спиной на твёрдый цементный пол. Расцепившись, они смотрят друг на друга с противоположных углов, едко, хищно ухмыляясь. У нее между ног можно не только феерично кончить, но и лишится жизни, Эрик намёк её отлично понимает, и это заводит до чёртиков.
— До первой крови? Или пока один не вырубит другого?
― Нет. Мне нравятся женщины, которые ещё подают признаки жизни.
― Значит, пока я тебя не вырублю.
― Ты так в себе уверена?
Злой, азартный шёпот не выходит за край площадки, будто вокруг них войлочные стены вместо отдающего тиной сквозняка. Юнис кажется, что он занимает слишком много места, оттесняет её к краю ринга, заставляет терять равновесие под цепким, холодным взглядом, который за пролетевшие махом минуты не пропускает ни единого участка её тела. Майка омерзительно липнет к взмокшему телу, когда она срывается с места по направлению к Лидеру, который, как по команде, делает то же самое. Движения доведены до автоматизма, Эрик работает чётко, без лишних выкрутасов, входит с ней в клинч, давит ей грудную клетку так, что она даже вскрикнуть не может — кислорода в лёгких не остаётся совсем.
— Сдаёшься, амазонка? ― пока Юнис бессильно бьётся, стянутая тугим захватом сильных рук, Эрик склоняется к ней, дразнит, едва касаясь языком мочки уха. Адреналин поступает в кровь толчками, принуждая её сдавленно выть от беспомощности и бесконтрольного возбуждения от близости его взбудораженного боем тела. Что бы она не делала, сопротивляться бессмысленно, она целиком в его власти, и Лидер не упускает ни единого шанса доказать ей это, даже если придётся поиметь её прямо на полу тренировочного зала.
Юнис ощущает низом живота его напрягшийся член, а его горячее дыхание спускается к шее, оставляя за собой дорожку стылых, липких следов. Под майкой нестерпимо жарко и мокро, но сдаваться так просто она не собирается. Эрик почти слышит, как надрывается кожа над правой, проколотой бровью, когда Юнис смыкает зубы под чёрной бусиной штанги и дёргает её на себя. Ей хватает секунды заминки, чтобы ударить его в травмированную грудину и выскользнуть рыбкой из захвата.
Время растягивается на вечность, когда Лидер невыносимо медленно подносит ладонь к своему лицу, разглядывает кровь на пальцах, и в этом жесте угрозы больше, чем в прямом замахе для удара. Он поднимает на неё тяжелый, свинцовый взгляд. Взмыленная, она мелко дрожит от горячки схватки, в ложбинке груди медленно сползает под майку капля пота, а тонкий чёрный хлопок выставляет напоказ торчащие соски и плотно обнимает литые мышцы пресса. Проклятая стерва манит его пальцем и нагло улыбается одним уголком едва заживших после их последней, весьма жаркой встречи губ.
— Доиграешься у меня. ― Обещание нападать в четверть силы Лидер подло нарушает. Ему ничего не стоит перебросить через колено её ничтожные пятьдесят пять килограмм, придавить её к полу, потянуть на себя за лямки майки и нагнуть её в его излюбленную коленно-локтевую позицию, недвусмысленным жестом прижавшись к ней сзади.
Юнис молча, возмущенно втягивает носом воздух, готовится к очередному броску, Эрик лишь едко смеётся, изображая фрикции, а ткань её одежды уже начинает трещать в его кулаке. Она снова притворяется покорной, и снова это срабатывает, как надо ― лидерские мозги всё быстрее утекают за ремень форменных штанов. Юнис бодает его затылком куда-то в лицо и в момент оказывается на краю площадки.
— Как же я тебя ненавижу, ― самое искреннее из своих признаний Юнис выплевывает, становясь в полный рост. Какая же, чертовка, красивая, гордая, на правах урожденной всё ещё позволяет себе смотреть свысока, как на вчерашнего неофита-переходника, и даже со следами спермы на подбородке иной раз выглядит непобеждённой. В грудине полыхает кипучая ярость вперемешку с желанием вытрахать из неё эту спесь, чтобы на коленках ползала и в рот заглядывала, дрянь.
― За языком следить когда начнёшь?!
― И что ты мне сделаешь? — в ответ на его угрожающее рычание Юнис ядовито шипит, а прищуренные глаза, будто пьяные, заманивают, как добычу в силки. Юнис не умеет проигрывать, но умеет стратегически отступать, и в этом они схожи. Как есть, босиком, она уходит с площадки, сматывая с пола расшнурованные берцы, призывно виляет бёдрами, оглядывается через плечо, немым жестом зовёт за собой.
― С-с-сука, ― Лидер цедит сквозь сжатые зубы со странным восхищением. Ему кажется, что это она позорно уделала его на ринге, а не он играючи валял её, как щенка, то и дело поддаваясь.
Только сейчас Эрик замечает пять пар глаз — два бездарных патрульных с последней инициации и трое не менее бездарных неофитов из нового потока. Было бы при себе огнестрельное, начал бы палить без разбора, устроив им внеплановый тест на ловкость, пока они зайцами бегают от укрытия к укрытию.
― Отбой был пятнадцать минут назад, какого хера вы все ещё здесь? — голос Лидера гремит по Яме, а бестолковые тараканы мнутся и мешкают, придумывают ответ, вместо того, чтобы, наконец, смекнуть, что сваливать надо быстро и без разговоров. ― А ну марш в казармы! Никакой дисциплины, блять.
Он сплевывает себе под ноги, взведённый до точки кипения, спрыгивает с площадки и чеканит шаг по следам Юнис за хлипкую перегородку душевых.
Внутри повышенная влажность и концентрированный запах чужого пота. С мокрых стен текут редкие капли, а на их асфальтовой серости почти незаметны чёрные узоры едкой плесени. Юнис суетится в закутке-раздевалке, снимает штаны, до того узкие, что застревают на коленках, и остаётся в одних трусиках, простых хлопковых, почти невинных, которые на её требовательном до ласк теле смотрятся слегка нелепо. Ей бы пошли кружева с прорезями, как на шлюхах из бара или ничего вовсе, только голая кожа. Эрик чувствует, что перестаёт соображать.
Она не успевает произнести ни звука, когда он в два шага преодолевает расстояние между ними и толкает её к стене. Её спина выбивает из дверцы жестяного, проржавленного шкафа с моющими средствами глухой металлический звук, потом ещё и ещё, пока он прикладывает об неё податливое тело, дорывая по шву её уже изодранную на ринге майку. Юнис невыносимо пристально смотрит ему в глаза, топит в серо-зелёном, влажном болоте, тянет ладонь к засохшей возле виска извилистой дорожке крови из надорванного прокола, но Эрик по-собачьи дёргает головой, не позволяет дотрагиваться.