- Ты неплохо владеешь языком, ай гыз (девочка, девушка, азерб.), откуда это?
- Ну как же, у нас и среди соседей было несколько азербайджанских семей, и в школе, если помнишь, по языку всегда была пятёрка, - она теснее прижалась к его руке, - и потом, я же знала, что обязательно тебя встречу..., - она потёрлась щекой о его плечо и затем с закрытыми глазами медленно повернула к нему лицо. Ширинбек почувствовал, как её пальцы проскользнули между его и судорожно прижались к тыльной стороне ладони, увидел совсем близко приоткрытые губы и прильнул к ним, ощутив тонкий аромат её лица, мгновенно вернувший его на площадочку лестничного пролёта десятилетней давности.
Они не видели, как водитель, глянув в зеркало заднего обзора, ещё раз укоризненно покачал головой и даже не ощутили, как плавно - без рывков и резких торможений стал он управлять машиной, старательно объезжая ямки на дороге, при необходимости ориентируясь только по боковым зеркалам...
Машина резво проскочила под "багировским" мостом - транспортной развязкой, сооружённой по инициативе Мир Джафара Багирова, властного "хозяина" республики сталинских времён, и ещё прибавила скорость, выехав на "правительственное" шоссе в сторону аэропорта. Справа потянулись однообразные пятиэтажки из сборного железобетона - "хрущобы" посёлка нефтяников имени Михаила Каверочкина, затем побежали назад стальные заросли нефтепромысловых станков-качалок и, наконец, такси, миновав железнодорожную станцию с вывеской на фронтоне "ст. РАЗИНА" и добротные каменные многоэтажные дома на пристанционной площади, углубилось в тенистые улицы старого посёлка с традиционно русскоязычным населением.
- Здесь, пожалуйста, - чуть севшим голосом сказала Марина водителю, и тот уже по привычке очень плавно притормозил, а она повернулась к Ширинбеку:
- Я пойду вперёд, ты за мной, увидишь, куда я зайду, обойди дом слева и заходи в калитку и через сад. Чтоб не дразнить гусей...Побежала..., - и чмокнула его в нос.
Ширинбек щедро расплатился с таксистом, бросив на переднее сидение четвертной против девяти рублей на тикающем счётчике, сделал ладонью упреждающий знак "сдачи не надо" и поблагодарил:
- Чох саг ол, даи.
Таксист понимающе кивнул и подмигнул Ширинбеку:
- Яхши йол, оглум...(счастливого пути, сынок, азерб.)
Это была садовая зона посёлка, издавна застроенная частными домами с высокими заборами, за которыми весной цвели вишни и абрикосы, ближе к осени, как сейчас, поспевали яблоки, гранаты, инжир.
Ширинбек еще чуть помедлил, следя за удаляющейся фигуркой Марины, и двинулся вслед. В сгустившихся сумерках при тусклом свете уличных фонарей она прошла два квартала и повернула за угол направо. Он прибавил шаг и свернув за ней увидел, как она поднялась на несколько ступенек крыльца второго от угла ухоженного дома под черепичной крышей. Ширинбек пошёл медленнее, чтобы убедиться, что она вошла в дом, и уже поровнялся с неосвещённым крыльцом, а она всё пыталась в темноте дрожащими руками попасть ключом в замочную скважину, а когда, наконец, попала, оказалось, что это не тот ключ, и снова стала нервно выбирать из связки нужный.
- Ширинбек, - позвала она громким шёпотом, - иди сюда, помоги, я что-то запуталась...
Он поднялся на крыльцо, и в тот же момент Марине неожиданно удался маневр с ключом, и дверь распахнулась.
- Так я пойду в обход, - пошутил Ширинбек, - конспирация так конспирация...
Марина мягко подтолкнула его к двери, зашла сама, защёлкнула замок и наощупь включила наружное освещение. В полумраке просторной прихожей он снова ощутил таинственный влекущий аромат, исходящий от этой женщины, а она - близость своей давней заветной мечты, и они одновременно кинулись в объятия друг друга. Он целовал её губы, глаза, шею, чувствовал, как содрогается всё её тело, почувствовал и своё страстное желание... Он подхватил её на руки и шагнул в комнату.
- Спальня слева, - шепнула Марина ему на ухо, и Ширинбек ногой распахнул туда дверь...
...Их свидание закончилось далеко за полночь. Оба были немного смущены теми порывами раскрепощённой страсти, которую они без устали дарили друг другу в этот вечер.
В самодельной пристройке-баньке, куда Марина, спустя некоторое время, проводила Ширинбека, уже грелась газовая колонка, и бросался в глаза контраст между огромным деревянным корытом-ванной, изготовленным не позднее конца (а может и начала) прошлого века, и современным сверкающим, хромированным душевым комплектом.
- Муж всё пытается заменить наш "бассейн" на модерновую ванну, а я не даю, мне так больше нравится, недаром ведь лучшие коньяки в дубовых бочках выдерживают, а не в эмалированных, а мы что, хуже разве? И девчонкам в радость здесь плескаться... Захочешь в воде полежать - вон, пробку заткни на место, потом вытащишь... А я уже успела искупаться, пока ты вздремнул...
Марина стояла перед ним в лёгком халатике, с играющими на её лице отблесками газового пламени из колонки, а он никак не решался скинуть с себя простыню, в которую завернулся, очнувшись от её прикосновения после короткого забытья. Ей передалось его смущение, и она отвернулась:
- Ладно, я побежала на кухню - обещала же накормить, а ты смывай свой пот, трудяга..., - она засмеялась, - твою одёжку я положу вот сюда на скамейку...
Домой Ширинбек добрался около трёх часов ночи. Гюля не спала, и села в кровати на звук отпираемого замка. Не в её правилах было расспрашивать мужа о причинах такого позднего возвращения, найдёт нужным - сам скажет. Она лишь убедилась, что это действительно он (кому же ещё в такое время?), и снова улеглась. Успокоившись и уже проваливаясь в сон, слышала что-то о старом школьном приятеле, как посидели, как вспоминали, как то, да сё... Уловила и лёгкий винный запах, когда он лёг рядом и почти мгновенно уснул, и ещё какой-то слабый-слабый аромат. Но мало ли что...
IV
Внесемейные радости
Тот первый вечер, который Ширинбек провёл с Мариной, стал началом его новой жизни, поворотом в судьбе, о котором он раньше и помышлять не мог, и даже теперь не знал, к добру ведёт его эта дорога или к несчастью. Знал наверняка лишь то, что сворачивать с неё он не хочет, да и не может, и пройдёт её до конца.
После шести лет добропорядочной семейной жизни Ширинбек, уже несколько лет встречаясь с той, кого он в первые же дни окрестил "золотко" и "Санта Мария", совершенно искренне продолжал считать себя однолюбом. Может быть, где-то в самой глубине его подсознания коренились понятия о древних восточных порядках нормального семейного уклада с двумя и более жёнами, не говоря уже о целых гаремах, но он продолжал заботливо относиться к жене матери своих детей, без тени сомнений и колебаний совести принимая как должное её заботы о себе и традиционную покорность во всём, кроме, разве, отношения к спиртному. Пару раз Ширинбек допустил серьёзный перебор, засидевшись с товарищами в ресторане по возвращении на берег, и оба раза Гюльнара без всяких упрёков и скандалов на первые отгульные дни устраивала "бунт Лизистраты", полностью игнорируя супружескую постель. Никакие его извинения и уговоры не могли устоять против её главных доводов - плохой пример для детей и вероятность зачатия калеки или вообще урода. Ширинбек по натуре не был ни драчуном, ни насильником, поэтому приходилось мириться с её упорством, и в последующие приезды быть воздержанней при коллективных выездах из зоны "сухого закона".