Сегодня в памяти сторицей уже былого не понять -
криминоген по жизни мчится, уна-унсо во всю кичится -
вот это Киев - вашу мать...
И нам пора восстать ребята, и нам пора идти на бой
за наших внуков, как когда-то шли наши деды... за любовь!
Текстовый въезд в ленте друзей на ФБ от Владимира Спиваковского:
"…Люди превратились в алхимиков и стали смешивать несмешиваемое.
Вдоль и поперёк. В хвост и в гриву. Рыбу и мясо. Два и полтора. И мычит и телится. И вашим и нашим. И к селу и к городу. Пятое колесо в телегу и корове седло. Зайцу барабан и козе баян…. Наверно, это какой-то новый тренд…" - вызвал смутные чувства..... Словно рядом жужжит назойливый шершень... Что-то с детства обидное, непроеденное...
А читать межстрочье дано, увы, не маститым... м-да-с... Вот и сетуют, вот и парятся, как же это без них далее протекла наша жизнь. А протекла ведь… И ни-чё… И подтексты открыла новые, и долго не парилась над ошибками прошлого, и прошла далее за горизонт старой духовности, и обрящет Новый Иерусалим…
По иудейским древним мифам в это время из Рая в виде поющих Птиц выпускаются на побывку души Праведников. Мою маму звали Тойба, что так же как и фройгеле по-еврейски ПТИЧКА. В эти дни, ушедшая от меня Мать поет прямо под балконом девятого этажа на цветущей вишне....
Это удивительное время для пения серых птах голосами ушедших Праведников.... Я не знаю, что еще высказать, рассматривая в первой декаде мая любую цветущую ветку. Сердце болит и только... Когда пела, когда приходила, почему я этого не почувствовал, хотя бы на этот раз... Или мне пока не дано за какие-то прошлые прегрешения?...
Затянутые в серые надгробия вечности – уже совершенно не киевские могилы словно шашель побила ветеранский участок Лесного кладбища. Дальше отступать некуда. Вот она – истинная цена народной Победы и её лицо в прегрешениях всяческих неумных властей, которые вытрясли киевлян из седла, и рады бы добивать их и в вечности, да только там стоит одно единственное игольное ушко, через которое им, неправедным не пройти.
С тем и сдохнут они на пороге истинной вечности, словно растворяясь в самых страшных кошмарах…Эти кошмары отойдут в поднебесье и разразятся над Чернобыльским саркофагом страшной и величественной грозой народной памяти, которая их уже не простит… Ни за что и никогда, поскольку такое опущение Киева и киевлян никто ещё не прощал и никогда уже не простит…
Пусть с тем они отныне будут навеки прокляты. Нет у меня для них ни любомудрия, ни подобострастия… Всю эту воровскую злобную пошесть нашего времени Киев простых людей уже никогда и ни за что не простит… Я человек из народа, а не любитель челядных куртагов. И я не прощу… вовеки веков… На том и аминь!
Для меня в вечности существуют свои огороды. Их со дня своего последнего на Земле успения где-то в Преднебесье обрабатывает кропотливая бабушка Хана, окучивая лункой за лунку с саженцами особой прям таки баблистой капусты. Но как только вызревает тучный даже по Преднебесным понятием урожай, его тут же умыкает тамошнее ворье, чтоб прикупить у святейших Архангелов пропуск в Рай, не ведая того, что за подобный калым прямая путёвка в Ад.
Всё-то это хороши, но вот только самому мне от столь многотрудных усилий страдницы Преднебесной толку ни-ни…. Ни достойного издателя, ни хотя бы юркого литагента… Ни просто элементарной удачи… Или всё же однажды свалятся и на меня бабкины урожаи в виде грандового баблоида, как предтечи заслуженной и многотрудной славы. Хотелось бы верить, что именно так и будет, хоть когда-нибудь, если не прямо сейчас…
57.
Развешены во времени пространства царей, провидцев, падших простаков -
я не ищу у мира постоянства, мелькает он столешницей резной.
Очки, и те сменил на стеклышки чудес, в которых мельтешит калейдоскопом днесь,
с которыми легко порваться невпопад в чужой либидо и в майский звездопад…
В студенческом бистро, открытом налегке в каком-то нежилом подольском уголке
жую тирамису в чужом pret-a-porte на тарталетке дня под запах сигарет.
Хоть сам я не курю, и сыт давно судьбой, в которой прочудил я шесть десятков лет,
и вот уже молвы, и той толково нет, не щелкают меня, пренебрегая мной…
Развешены мечты, пиджак не свой с плеча, и старые друзья давно ушли в entr;e –
ужасно клоунят, обычно невпопад, и заедают стыд узорчатым соте.
Очки и те с мольбой, - не надо, не смотри на таинство вещей дозорным вестовым.
От мира нет вестей, да Бог уж с этим… Жив?! И ладно вопрошать, броди по мостовым…