Продолжу о Щедрине и его экипаже.
Вы помните, что такое регенерация? По латыни — возрождение, возобновление. Это слово вы найдете и в Морском словаре: «Регенерация воздуха на подводных лодках — очистка его с помощью специальных приборов при нахождении лодки под водой». Воздух очищается от углекислоты, которую выдыхает человек. Нормальное ее содержание на лодке — десятая доля процента. Эту норму и поддерживают машинки регенерации, довольно шумные вентиляторы. Но стоит их выключить — углекислоты будет прибавляться в час на один процент. И это уже много для человека. Он начинает задыхаться, в ушах звенит, слабеют руки. А когда четыре процента концентрации — удушье достигает предела. Но зачем выключать машинки? Пусть шумят. Шумят? А если шум страшнее удушья? Если вот уже двенадцать часов вас бомбят беспрерывно вражеские корабли преследования? Они засекли лодку, намертво в нее вцепились, загоняют чуть не на самое дно. Не дают подвсплывать на перископную глубину, чтобы сориентироваться и выйти в контратаку.
Никак не может Щедрин выскользнуть из петли. Старается быть ниже травы, то есть планктона, и тише воды, но это уже по инерции говорю, по поговорке, вода-то в Баренцевом не тиха… Ползет «эска» самым малым ходом. Приглушены электромоторы, выключены помпы, перешли на ручное управление рулями. Все равно охотники слышат лодку. Что же ее выдает? Может, солярка выходит на поверхность, может, травится воздух? Нет, лодка не оставляет за собой никаких следов, ни пузырька. Единственно, что ее демаскирует — регенерация. Она включена тоже на самую малость, но вентиляторы, видимо, все-таки слышны там, наверху. А как их совсем выключить, если люди и без этого измучены двенадцатичасовой бомбежкой? Щедрин хитрит, почти полностью стопорит электромоторы, потом вдруг резко прибавляет скорость, чтобы уйти, оторваться от преследователей. Тщетно, их бомбы ложатся все точней, все прицельней, вот-вот и накроют. Значит, выход один: долой регенерацию! И Щедрин командует:
— Выключить машинки!
Теперь все утихло. Но «утихают» в углекислоте и люди. Из отсеков доносятся чуть слышные, слабеющие голоса, как из глубокой шахты. Гаснет энергия в людях. Упал в трюме обессиленный матрос Назаров. И другие падают. Щедрин приказывает включить регенерацию. И сразу же на лодку устремляются сторожевики и снова прицельно летят их бомбы.
— Выключить вентиляцию! И опять тишина…
Но пусть расскажет об этом сам Щедрин.
«…Подхожу к переговорным трубам и громко вызываю:
— В носу! В корме!
Стучит кровь в висках. Собственный голос кажется чужим, далеким и звучит, будто в пустой цистерне. Отсеки отвечают безразличными, вялыми «есть».
— Говорит командир корабля! Противник начинает нас терять. Я знаю, что вы устали и выбились из сил. И все-таки нужно держаться. Разрешаю беспартийным отдохнуть. Коммунистов прошу стоять за себя и товарищей. Повторяю: коммунистов прошу держаться!
И будто свежим ветром повеяло в лодке.
Первым ответил седьмой отсек:
— Беспартийных нет. Вахту стоим! — И голос мичмана Павлова показался мне бодрее, чем минуту назад. За ним докладывает Боженко:
— Центральный! В шестом стоят по готовности номер один. Вахту несем все. Назаров подает заявление в партию…
— Центральный! Личный состав пятого отсека просит считать нас всех коммунистами!..
Вот что происходит в центральном посту на моих глазах. Игнатьев подошел к приводу носовых горизонтальных рулей, у которого нес вахту Николаевский.
— Сдавайте вахту. Я заступаю.
— Почему?
— Идите отдыхать. Вам разрешается.
— Я комсомолец.
— Комсомолец — смена партии. Вот и смените меня, когда немного отдохнете.
Николаевский, как мне показалось, обиженно посмотрел на Игнатьева и молча отошел от рулей. На штурманском столике взял лист чистой бумаги и что-то быстро начал писать. Потом подошел ко мне и протянул листок…
«В парторганизацию пл «С-56»
От комсомольца Николаевского.