— Как только ты попытаешься ещё кого-то отравить своим ядом, вода в ручье, деревья вокруг, травы, цветы, всё, что тебя окружает, будет напевать эту мелодию, и твоя жертва услышит мои слова, они разрушат все твои сети и замыслы!
— За что? Я не сделала тебе ничего плохого! — кроткие глаза Улиты как по команде наполнялись слезами.
— Как раз сделала. Ты попыталась отравить моего брата! Но больше у тебя это не получится ни с кем! — Катерина отступила, увидев, как сквозь маску кротости и красоты проявляются истинные черты завистливой и злобной царевны Улиты. — Даже не пытайся. Силой тоже не выйдет!
Ноги Улиты захлестнула высокая трава, остановив её рывок, а скрюченные тоненькие пальцы, на которых появились длиннющие когти, хлестнула гибкая ветка вяза.
— Уходи отсюда! Или сиди так, чтобы тебя было ни слышно, и не видно, и главное, что бы вреда никому от тебя не было! Поняла? — Катерина пожала плечами, наблюдая переход от кидающейся на жертву фурии, обратно к кроткой, обиженной злыми людьми, девицы-красавицы. Развернулась, и спокойно удалилась к терему. А утром царские садовники с огромным удивлением обнаружили, что заболоченный ручей в конце сада вновь потёк быстро, весело и задорно звеня на россыпях камней.
Кот насмешливо выслушал все новости. — Ещё бы! Катерина той немочи бледной никакого шанса не оставила. И вообще, была грозна!
— Как ты мог её одну отпустить? — удивлялся Сивка.
— Почему одну? С неё и Волк был и Жаруся. Я осуществлял общее руководство операцией из терема, — надулся Баюн, — Катюшенька сама мне предложила не ходить.
— Ну, конечно! Что ей ещё оставалось, если ты раз десять намекнул, что страсть как не любишь по мокрой от росы травке ходить? А если на Волке ехать, так это тебя кусты задевать будут, — Жаруся плеснула крыльями, отчего Кот стал походить на новогоднюю ёлку.
— Уй, до чего ты вредная! — фыркнул Баюн, косясь на разноцветные блики, скачущие по его шёрстке. — Хорошо, что радость моя не такая!
Глава 6. Важно — не важно
Вернулись домой из-за дождей в Лукоморье и Баюна. Ливни, весенние и щедрые ливни заливали все окрестности. Баюн наотрез отказался куда-то выходить, фыркал и ёжился. Катерине дожди нравились. Они с Бурым летали под потоками воды и возвращались такими мокрыми, что Кот с печи только постанывал. Жаруся улетела по делам, и Катерине приходилось самой сушить косу. Мучилась, мучилась, а потом взяла её, да и отстригла! Не очень коротко, так, по плечи.
— Вооот, теперь хоть высушить можно, — Катерина вышла из комнаты, и в горнице раздался грохот.
Степан сел мимо лавки, а Кир, наоборот вскочил с неё.
— Ты чего? — завопили мальчишки.
— Чего? Что вас так подорвало? Высушить не могу. А благодаря вам, вырастить косу заново для меня плёвое дело, — Катька пожала плечами.
— Предупреждать надо! Так непривычно! — строго покачал головой консервативный Степан.
— Да ладно Стёп, хорошо же! И тебе идёт, — подмигнул Катьке Кир. А Катерина подумала, что как-то мало использует подручные средства. В самом-то деле, можно сколько хочешь экспериментировать с прическами и стрижками, а не понравилось — пожалуйста, коса обратно отрастёт минуты за две.
Пока была возможность, Катерина с Бурым слетали к его стае, и оказалось, что очень вовремя! Если у Лукоморского Дуба уже вовсю бушевала весна, то на севере в лесах кое-где лежал снег, а волки ослабли от зимовки и весенней бескормицы. Катерина с помощью скатерти-самобранки обеспечила их приличным запасом мяса, которое они сложили в глубоком овраге, ещё полном снега. И уже сытые и довольные, устроили ночь песен.
— Забавно как, — Катерина летела обратно и всё вспоминала волчьи напевы. — Я вроде как мелодии там улавливаю.
— Не забавно, а правильно. Ты же понимаешь наш язык, привыкаешь к нему, вот и песни начала слышать, — Бурый любил петь, но старался себя сдерживать, чтобы Катерину не пугать.
— А почему ты сам не поёшь? — Катерина даже испугалась серьёзному взгляду Бурого, покосившегося на неё через плечо. — Что? Нельзя было спрашивать?
— Я просто только что думал об этом, — смущенно ответил Бурый.
— И что ты думал?
— Я не знал, не напугают ли тебя мои песни. Они же совсем не ваши, не человеческие. Почему ты смеёшься? — немного растерялся Волк.
— Бурый, ну тебя же не пугает, когда я пою? С чего меня должно пугать твоё пение? Тем более, что у тебя это красиво получается. Я же слышала уже. Спой, пожалуйста, ну, если есть настроение…
Через неделю после этого разговора Баюн, который затыкал уши подушками, перинами, пытался скрыться в погребе и даже в самых дальних помещениях своего Дуба, не выдержал и запросился в Катин мир. — Я не могу больше! Он воет без конца, и меня не слушает совсем! А я его слышать уже не могу и сбежать не могу — дождь идёт. Кать, ну заткни ты его как-нибудь! Сил же никаких нет!