Я еще раз посмотрел вниз. Там царила полная кутерьма. По двору в разных направлениях бегали солдаты, не знавшие, что им делать: то ли хватать заговорщиков внутри Лувра, то ли оборонять его от внезапного нападения-извне. Раздавались панические выкрики: «Это опять Гиз!», «Спасайте короля!», «Испанцы в Париже!» Кто-то пытался навести порядок, хриплым натужным голосом отдавая команды, их перекрывал гул перебранки, треск горящих факелов. Несмотря на всю опасность своего положения, я не мог оторвать глаз от этой картины, напоминавшей по колориту полотна Рембрандта, а по буйному движению — батальные зарисовки Гро.
Внезапно все голоса перекрыл истошный вопль: «Вот он, дьявол, хватайте его!» Рослый швейцарец, сидевший на лошади, приподнялся в седле, чтобы наглядней показать своим товарищам, где противник. Залюбовавшись этим закованным в латы живописным воякой, я не сразу сообразил, что он указывает на меня. А ведь и в самом деле вид у меня был устрашающий. Стоя в клубах веселящего газа, частицы которого, пропитанные лунным светом, создавали подобие переливающегося белого шлейфа, и, главное, с диковинной маской на лице, я должен был показаться чудовищем из другого мира. И надо отдать должное мужеству швейцарца: он, не колеблясь, пришпорил коня, намереваясь въехать по лестнице на галерею, чтобы атаковать дьявола.
Для спасения у меня оставалась одна стихия — воздух. Молниеносно я скинул с себя кафтан, достал из висевшей у пояса сумки аэропакет и начал приводить его в рабочее состояние. Вы знаете, что в обычных условиях для этого нужно две минуты. Во время тренировок я научился собираться за полторы. На сей раз я был готов через сорок секунд — реальная опасность включает такие ресурсы организма, о каких мы знать не знаем. И все же проклятый швейцарец едва не успел помешать мне. Сопровождаемый разъяренной орущей толпой своих коллег, он буквально взлетел на своем коне на галерею и успел ухватить меня за ноги в момент, когда я, взобравшись на балюстраду, готов был воспарить над Лувром.
Конечно, я попытался освободиться, дернувшись всем телом, но он вцепился в меня мертвой хваткой, да и человек это был недюжинной силы. Самое скверное состояло в том, что я не мог пустить в ход руки, поскольку к ним уже были пристегнуты прозрачные механические крылья. А что, если взлететь с этим живым грузом, на высоте он сам поневоле отвалится? Рассудок тотчас дал знать, что мысль безумна: мощность аэропакета слишком ничтожна, чтобы поднять двоих, она рассчитана максимум на сто килограммов, а во мне одном восемьдесят.
К счастью, инстинкт следует впереди рассудка. Я распахнул руки-крылья еще до того, как поддался панике, и это меня спасло.
— Вы поднялись вдвоем? — удивился Лефер.
— Нет, конечно, но я упустил из виду психологический эффект. Вы не представляете, друзья, какой невообразимый ужас появился на лице моего швейцарца, когда он увидел над собой распахнутые серебристые, словно у архангела, крылья. Он весь обмяк, хватка его ослабла, руки бессильно опустились и повисли, как плети, а голова склонилась к луке седла. То ли обморок, то ли благоговейная молитва, подумал я, взмывая в небо.
Со смешанным чувством облегчения и торжества смотрел я, как мои преследователи рухнули на колени, воздымая руки и громкими кликами благодаря господа за явленное им знамение. Впрочем, это было уже мимолетное впечатление, потому что аппарат быстро набрал заданную высоту. Лувр уменьшился до размеров игрушечного домика, а фигурки людей — до едва различимых букашек. Потом на темном фоне небосклона мелькнула раздвоенная, словно катамаран, берущий старт к звездам, громада Нотр-Дама. Сориентировавшись по собору, я скорректировал курс и через несколько минут с идеальной точностью приземлился в кустах терновника у монастырской стены, где меня ждал хронолет.
Ольсен с облегчением вздохнул, как человек, отчитавшийся за командировку.
— А теперь, друзья, — сказал он, — я удовлетворю ваше любопытство и потешу слух.
Ольсен раскрыл лежавший на столе таинственный ящик и извлек из него старинный инструмент.
— Лютня, подаренная его величеством Генрихом IV, королем Франции, путешественнику во Времени Ивару Ольсену, профессору истории Вселенского Университета. — Он ударил по струнам и запел. Все подхватили:
— Эффектная концовка, — сказал Гринвуд. — Вы большой мастер рассказывать. Притом какое совпадение! Можно подумать, Беранже догадывался, что люди из будущего своевременно предупредят веселого Анри, чтобы он дал Равальяку в ухо. Все-таки имеем мы право узнать, когда и каким образом старуха подстерегла его величество?
— Не понимаю вашего сарказма, — сказал Ольсен, бледнея.
— Не обижайтесь, Ивар, — мягко вставил Кирога, — но в самом деле неясно, чем все это кончилось.
— Вы же слышали мой ответ Генриху. Я действительно не знаю, потому что только что прибыл из XVII века и не успел заглянуть в энциклопедию.
— Вы это всерьез? — спросил Лефер.
Малинин дернул его за рукав.
— Конечно, всерьез, — ответил он за Ольсена. — Ивар прав, это мы должны сообщить ему, чем все дело кончилось. Можете не тратить время на энциклопедию, Ивар, Король Генрих IV был убит Равальяком 14 мая 1610 года.
Ольсен кивнул и стал вдруг усиленно растирать пальцами лоб. Малинин, встревоженный, подошел к нему.
— Что с вами?
— Пустяки, заболела голова.
— Ну-ка, дайте свою руку. — Он достал миниатюрный карманный анализатор и приложил его к ладони Ольсена. — Видите, пульс вялый, давление намного ниже вашей нормы. Вам надо прилечь.
— Пожалуй, — согласился Ольсен.
— Ступайте, голубчик. После таких подвигов и самому Геркулесу понадобился бы отдых.
— Скорее меня утомил рассказ. Когда все переживаешь заново… — Он не договорил и, сделав прощальный жест, вышел из холла.
4
— Что-нибудь серьезное, доктор? — спросил Лефер.
— Не думаю. Обычное нервное истощение. Было бы мудрено, если б обошлось без этого. Помните, Кирога, как вы себя чувствовали, вернувшись из такого же путешествия?
— Еще бы. Теперь, когда этот задира ушел, признаюсь, что ему досталось куда больше. — Кирога улыбнулся. — Лично я предпочитаю иметь дело с игуанодонами.
Гринвуд щелкнул пальцами, требуя внимания.
— Завтра утром от нас ждут отчета, — сказал он официально. — Будем прерываться или обменяемся впечатлениями по свежим следам?
— Я бы не прочь пообедать, — заявил Лефер.
— Потерпите, ничего с вами не случится, — грубовато возразил Гринвуд.
— Велите хоть принести бутерброды и пива.
Они молча ждали, пока расторопные роботы подкатили к каждому поднос на колесиках, уставленный едой.
— Если говорить о технике… — начал Гринвуд.
— А тут и говорить нечего, — перебил его Лефер. — Все сработало безупречно, как и на Земле.
— Можно подумать, что Ольсен побывал на другой планете.
— Тьфу, к этому нелегко привыкнуть. Конечно, надо было сказать «как и здесь, в настоящем».
— Ну, это само собой разумеется, — заметил Малинин.
— Что разумеется? — спросил Лефер.
— Что техника должна работать, и притом безупречно. В конце концов, мы живем в XXV столетии.
— Так чего же вы еще хотите?
— Нам следует подумать, достаточно ли у хрононавта средств защиты. По рассказу Ольсена можно судить, что из некоторых опасных ситуаций он выбрался чудом.
— Он не мог не выбраться.
— Верно. Но если чудо субъективного происхождения, то это вовсе еще не свидетельствует, что оно лишено некоего объективного значения. Возьмите аэропакет. Можно привести его в стартовое состояние за сорок секунд?