— Не тревожьтесь, товарищ, она вам ничего не сделает!
— Благодарю вас, — вежливо ответил тот и шагнул вперед. — Теперь всем повернуться к стене и поднять руки! Живо!
Команда была исполнена. Один лишь невидимый для межпланетного гостя Гвоздика не шевельнулся. Перед его взором мелькнула пенистая волна, набегающая на усыпанный галькой берег. «Галлюцинации, — подумал он, — но фамагуста…»
Марсианин подошел к ближайшему посетителю и запустил руки к нему в карманы, потом к следующему. Гаврила, наблюдавший за ним уголком глаза, заметил, что он ограничивается наружными карманами и не посягает на внутренние, где люди хранят основной капитал. Вполголоса поделился своим наблюдением со Звонским, но тот не успел его осмыслить: как раз в этот момент очередь дошла до наших собеседников, и они покорно подверглись процедуре обыска. Звонскому представились отвратительные щупальца, тянувшиеся к горлу, а Гаврила со злорадством подумал, что в его наружных карманах пусто.
Спасителя перепуганной продавщицы марсианин обшаривать не стал, только дружески хлопнул по плечу.
— Молодец, — похвалил он, — быстрая реакция! Не посрамил землян.
— А я, товарищ, — ответил тот невпопад, — вашего коллегу видел.
— Вот как! — удивился марсианин. — Где же это?
— А на вокзале. В ресторанчике.
— Ага. Только никому об этом ни слова, — сказал марсианин и еще раз похлопал полного по плечу, на этот раз — бластером с аннигилирующим устройством.
— Будьте покойны! — Полный обмер от страха.
— Внимание, — сказал марсианин. — Я ухожу. Пять минут всем не двигаться, иначе… сами знаете, что будет!
Дверь хлопнула.
Со скоростью компьютера тренированный мозг Гвоздики решал задачу высочайшей сложности: выбор цели. Здесь, рядом с ним — можно сказать, руку протянуть, — находился Глобус — расхититель госсобственности, которого Гвоздика преследовал по городам и весям в течение целого отчетного квартала. Это была захватывающая дуэль двух интеллектов, нечто вроде схватки Шерлока Холмса с профессором Мориарти. Сколько раз злокозненный Глобус с украденным кушем ускользал из-под самого носа — на паровозе, пароходе, самолете и даже вертолете! Как часто они ощущали присутствие друг друга в ресторанах, кафе, чайных и пельменных, на стадионах, в музеях, кинотеатрах и библиотеках — везде, где Глобус прожигал жизнь в ожидании возмездия, а Гвоздика, неумолимый как рок, его настигал. И вот теперь, когда настала пора брать преступника, появился марсианин. Покончить с Глобусом было для Гвоздики делом чести, своего рода личным рекордом. Он вправе был рассчитывать на успех, ибо провел операцию безукоризненно и мог с документами в руках доказать до копейки, как Глобус присвоил и как прокутил полмиллиона.
Но упустить марсианина! Да еще с фамагустой!
«Прощай, рецидивист, — Гвоздика мысленно улыбнулся полному невысокому человеку с очень уверенными движениями. — Вернее, до свидания!» В два прыжка он покрыл расстояние до двери и пулей вылетел вслед за марсианином.
КТО ИЗ НАС МАРСИАНИН!
Свет в Заборьевске погас в 21 час 31 минуту. Спустя 12 минут дежуривший по городу младший лейтенант милиции Стенькин принял некую Лютикову Алевтину Никаноровну, которая явилась сделать государственной важности сообщение и исполнить тем самым свой патриотический долг. Занеся в протокол фамилию и домашний адрес заявительницы, установив, что она одинокая, по профессии медсестра и третий год как вышла на пенсию, Стенькин подкрутил фитилек мощной керосиновой лампы и приготовился выслушать главное.
— Уж не знаю, с чего начать. Я бы тебя, сынок, не стала беспокоить, если б не такое дело.
— Не стесняйтесь, излагайте все, как было.
— Сосед у меня марсианин.
— Вот как! — Младший лейтенант пытливо поглядел на Лютикову; она показалась ему нормальной: небольшая, сухонькая, аккуратно одета, волосы седые, коротко острижена, на правой щеке родинка, глаза карие, ясно смотрит из-под очков в золотой оправе. — Давно обнаружили? — спросил он.
— Сегодня.
— А живете вместе сколько?
— Через неделю два года будет. Прежним соседям отдельную квартиру дали, у них четверо.
— Как же это вы, Алевтина Никаноровна, два года с человеком бок о бок прожили, можно сказать, пуд соли вместе съели — кухня-то общая — и только сейчас заметили, что он марсианин?
— Замечать-то я и раньше замечала, а вот додуматься не могла. Нынче, когда по телевизору этот с усиками выступал, меня и осенило.
Стенькин, естественно, телепрограмм в тот вечер не смотрел, да и вообще видел в голубом экране одну забаву, предпочитая черпать информацию из газет. Поэтому он не стал выяснять, что там было по телевизору: мало ли, может статься, какой-нибудь профессор читал лекцию про жизнь на Марсе.
— Какие же симптомы? — спросил он.
— Разные. — Лютикова помедлила, должно быть припоминая и заново осмысливая факты. — Вот, например, интересное обстоятельство. Каждый день в ванне моется, а по субботам и воскресеньям, бывает, и дважды. Я по занятию своему гигиену весьма уважаю, но, извините, голубчик, думаю, вы не обидетесь, если я скажу, что такой чистоплотности у мужчин не бывает.
Стенькин неопределенно покачал головой, не то соглашаясь, не то протестуя.
Лютикова продолжала:
— Разве я не понимаю, что это может показаться пустяком? Подумаешь, нашла старая, чем укорить! Но скажите на милость, почему он каждое утро на голове стоит? По полчаса, проверено по хронометру. Почему стены в своей комнате раскрасил в четыре цвета? Почему огурец сахарным песком, а дыню солью посыпает? Почему на жэковские собрания его не затащишь? И вот так по всем пунктам, хотите верьте, хотите нет. Все не как у людей.
Стенькин почесал затылок.
— Как я понимаю, гражданка Лютикова, — возразил он, — сосед ваш не дерется, не сквернословит, порядка в доме не нарушает, вас не беспокоит?
— Да разве обо мне, миленький, речь! — воскликнула Лютикова, оскорбленная и негодующая. — Не о себе пекусь, по мне, лучше соседа не сыщешь. Но я с ним расстанусь без колебаний, если будет доказано, что он из отряда марсианских захватчиков!
Сказав это, бывшая медсестра поджала губы, от чего ее лицо, поначалу показавшееся младшему лейтенанту добродушным, приобрело жесткий и неумолимый вид.
Стенькин поежился.
— Ну хоть какие-то еще симптомы замечали, Алевтина Никаноровна? — спросил он, досадуя, что говорит с посетительницей несвойственным ему извиняющимся тоном, а поправиться не может. — Постарайтесь припомнить.
— Есть еще симптом, — торжествующе сказала Лютикова, — я его на конец держала. Знаете, какое увлечение у моего соседа? Он радиоманьяк. Это я его так окрестила, поскольку дни и ночи крутит-вертит всякие сопротивления, динамики, репродукторы, микрофоны и прочую технику. Вся его комната, а там ни много ни мало двадцать квадратных метров, завалена этим хламом. А главное… — Она приподнялась со стула и, приблизившись к младшему лейтенанту вплотную, отчего тот даже отшатнулся, со значением произнесла: — Каждый день в эфир выходит.
Стенькин зажмурился. Ему почему-то представился щуплый, отмытый до жуткой белизны человечек, распахивающий окно и плавно летающий над крышей самого большого в Заборьевске дома, в котором разместился горсовет. В полете человечек чуть помахивал руками, а вместо кистей у него были обыкновенные клешни, прикрытые манжетами.
— На чем выходит в эфир? — спросил младший лейтенант, стряхивая с себя наваждение.
Лютикова посмотрела на него с недоумением.
— Как на чем? На радиопередатчике, разумеется.
«Черт-те что! — подумал Стенькин. — Я и впрямь настроился на марсианина».
— С кем же у него связь? — спросил он строго.
— Это уж вам надлежит установить. А вполне вероятно, что и другому ведомству. Лично мне все ясно, как божий день: с базой на Марсе. Докладывает, что разнюхал, получает задания.