— Так о чём ты хотел со мной поговорить, Дилан? — вскинул бровью мистер Ховард и откинулся на спинку кресла. В его серых глазах мерцала дымка откровенного интереса, и длинные пальцы всё крепче сжимали стакан с ярко-жёлтой жидкостью.
Дыхание мужчины заметно участилось, а голос казался сдавленно-глухим, но Дилан по-прежнему исследовал глазами ковёр под ногами, впиваясь пальцами в подлокотники кресла. Шатен не решался заговорить последние несколько минут, потому что нужные слова разбрелись за пределы сознания. Несмелые мысли спутывались в тугой комок, отдаваясь жгучей головной болью. В душу закрадывался неотступный страх, что Стефани не одобрит его идеи и может обидеться, но пути назад не было.
— Я хотел поговорить с Вами о выпускном Стефани, мистер Ховард, — тяжело вздохнул Дилан и поднял на мужчину полыхающие глаза.
Встревоженный взгляд карих глаз заметался по сторонам, словно узник, ищущий выхода из клетки. Мистер Ховард нахмурился и отставил стакан в сторону. Он недовольно хмыкнул и уставился в забитый неизвестными книгами стол, подпирая голову рукой. Причина разговора, которого так упорно добивался Дилан, была настолько очевидна, что в глазах Роберта не проскользнуло ни искры удивления. В отличие от ОʼБрайена, Стефани отреагировала абсолютно спокойно, когда он заявил, что для неё выпускной отменяется. Это выглядело, мягко говоря, странно, поэтому Ховарда насторожила внезапная покладистость дочери, которая последний месяц была сама не своя.
— Бесполезно обсуждать мои бескомпромиссные решения, Дилан. Я уже сказал Стефани, что на выпускной она не пойдёт, — строго заявил мистер Ховард, подтверждая собственные слова кивком головы.
Роберт угрожающе сложил руки перед собой и перевёл острый взгляд на Дилана. ОʼБрайен судорожно сглотнул, стирая с виска горячую струйку пота. В его янтарно-карих глазах плескалась надежда, а сердце отбивало тревожный ритм. Парень пытался найти убедительные аргументы, но в голове пролегла беспросветная пустыня. Куда подевался нетерпеливый Дилан, которому никто, кроме Стефани, не мог закрыть рот? Сейчас он был настроен решительно, поэтому жесткий тон отца Стефани ни капли не спугнул его.
Дилан выровнял спину и перевёл на Ховарда задумчивый взгляд. Искрометное сочетание горечи, надежды и решимости. Роберт невольно закатил глаза, погружаясь в призрачный мир своих мыслей. Дилан пообещал себе, что вытащит Стефани из заточения в доме и пойдёт с ней на выпускной. Звучит глупо, когда осознаешь, что причинил хрупкой девушке груду страданий, от которых ей придется отчищать своё сердце довольно долго. Измученные глаза Ховард тенью следовали за ним, раскалывая черепную коробку пополам и терзая всё тело ноющей болью. ОʼБрайен всё чаще задумывался о том, что любовь к Стефани перерастает в дикую зависимость, которую невозможно контролировать.
Безумная вечеринка на прошлой неделе закончилась не самым лучшим образом, сея в отношениях Дилана и Стефани ещё больше сомнений и недоразумений. Ховард чётко дала понять, что бывший лучший друг далеко ей не безразличен, но схлопотала по полной за глупую попытку проверить его чувства. Тот проклятый вечер закончился для нее нервным срывом, а для ОʼБрайена — всепоглощающим самобичеванием. Двоим безумно влюбленным подросткам так и не удалось толком поговорить в течение недели, но парочка звонков разрешила ситуацию. Единственным препятствием на пути их встречи стал внезапный домашний арест, особым изъяном которого был запрет на выпускной. Стефани была растеряна и подавлена, но не стала упрашивать отца. Дилану пришла в голову «идеальная» идея — договориться с мистером Ховардом.
— Вы должны подумать о благополучии дочери, мистер Ховард. Выпускной — это последний вечер в её жизни, когда она сможет насладиться компанией близких друзей и забыть о студенческих заботах, с которыми ей предстоит толкнуться, — внезапно выдал Дилан, поражаясь собственной храбрости. На его лице проскочила довольная улыбка, а карие глаза вспыхнули отвагой, сосредотачиваясь на изумлённом лице отца Стефани. ОʼБрайен говорил с таким самоуверенным видом, что лицо Ховарда укрыла туча возмущения, а прищуренные глаза широко распахнулись. Роберт шмыгнул носом и негодующе покачал головой. Впечатляющая ловкость со стороны подростка его не то чтобы возмутила, скорее удивила.
— Никогда бы не подумал, что ты такой хитрец. Давишь на отцовские чувства — идешь ва-банк? — ухмыльнулся мистер Ховард и потянулся за стаканом виски. Сдержанная улыбка коснулась губ мужчины, а серые глаза неожиданно сузились в настороженном взгляде. — Я не вижу причин тебя слушать.
Дилан без зазрения совести смотрел мистеру Ховарду прямо в глаза, сжав пальцы в кулак. Недавняя дрожь, холодом пронзающая всё тело, сменилась на безмятежное спокойствие. ОʼБрайен молчал, сгорая под неистовым взглядом мужчины, и терпеливо ждал его последующего решения. По суровому выражению лица Ховарда было невозможно разобрать, какие мысли витали в его голове. Проклинал Дилана за его жалкую навязчивость и далеко не дружеские отношения со Стефани, которые причинили ей немало страданий? Или же переживал за дочь, которая может лишиться не только выпускного, но и дорогих ей людей?
— Я спас Вашей дочери жизнь, и Вы знаете это лучше меня. Если Вы отпустите Стефани на выпускной, со мной она будет в полной безопасности, — отчеканил Дилан, приглушенно вздыхая. Неведомая искра пронзила карие угольки глаз, наполняя их медовым светом.
Роберт поджал губы и сглотнул острый ком, сдавливающий горло. Мужчина наклонил голову набок и окинул ОʼБрайена подозрительно требовательным взглядом. От испепеляющего взгляда сердцебиение Дилана заметно участилось, и он судорожно коснулся воротника красно-синей клетчатой рубашки. Мистер Ховард замер в море колких воспоминаний, усиленно пытаясь выплыть на поверхность. Последние две недели Роберт боролся с угрызениями совести, потому что чувствовал вину из-за попытки Стефани покончить с собой. Он проклинал себя за то, что за свадебными хлопотами старшей дочери не заметил подавленного состояния младшей. Стефани была спасена, но не ним.
— Почему я должен тебе верить? — заметно напрягся мистер Ховард, отпивая щедрый глоток виски.
Перед глазами вновь пробежала мрачная картинка, туманящая его сознание: болезненно-бледное лицо Стефани, потухшие глаза, окантованные свинцовыми кругами, и нервно дрожащие руки. Сердце забарабанило по грудной клетке с неимоверной силой, заставляя мужчину опереться на спинку кресла. Роберт закрыл глаза, приводя дыхание в норму. Дилан невольно смутился, наблюдая за лицом Ховарда, окрашенным пламенем тревоги. Рой мурашек защекотал шею, а мелкая дрожь пробежала по рукам.
ОʼБрайен откровенно пожалел о том, что зацепил Роберта за живое — воскресил в памяти скверный поступок его дочери, о котором, впрочем, сам норовил забыть как о страшном сне. Парень знал, как тяжело пришлось Ховардам, когда они в приподнятом настроении вернулись домой и узнали о госпитализации младшей дочери. Мать пришла в ужас, когда в больнице ей сообщили о попытке Стефани совершить самоубийство. Роберт бесстрастно воспринял слова врача, но Дилан запомнил его взгляд: мрачный, отуманенный отрешенный. Его серые глаза поблекли за долю секунды в тот момент, но ни один мускул на лице не вздрогнул. В тот сумасшедший день сердце любящего отца надорвалось.
— Я люблю Стефани и больше никогда не позволю ей страдать, — уверенно ответил Дилан, и артерия на его шее подозрительно вздулась.
Дилан утруднено дышал, и его воспалённые глаза нервозно бегали по сторонам. Каждое слово камнем врезалось в горло, расплавляя клокочущее в груди сердце. Когда ОʼБрайен испуганно захлопал ресницами, мистер Ховард нахмурился, не проронив ни слова. Дилан поморщился, осознавая глубину произнесенных слов, и резко замолчал. Но важное признание, которое таилось на дне сердца достаточно долго, было сделано как нельзя удачно, хотя и парень сомневался, поверит ли отец Стефани в его правдивость. Роберт одобряюще кивнул, и Дилан не смог сдержать благодарной улыбки. Ховард поверил в неподдельность каждого слова, хотя по своей природе был недоверчивым и резким мужчиной. В голосе ОʼБрайена было то, что убедило Роберта в чистоте его намерений, — упрямство и храбрость как у настоящего мужчины.