— А остальное — потом, — царственно говорит Мурка, запихивая устрицу в пасть.
И мы идем танцевать. И танцуем медленный танец падеграс, и мы с Мышкой опрокидываем Мурку навзничь как бы в порыве танцевальной страсти, и Мурка задирает вверх блескучую ногу, и мы удерживаем ее в опрокинутом состоянии, и широким жестом отставляем руки в сторону, дескать, поглядите на нас, как мы прекрасны! И все смотрят, как мы прекрасны. А потом мы возвращаемся за столик, запиваем шашлычок из осетринки «Хванчкарой» и переключаемся на парфе из нежных альпийских сливок и профитроли, начиненные заварным шоколадным кремом, и снова подзываем официанта, и нам тащат огроменную вазу с ананасом в центре и виноградными гроздями в качестве орнамента. А когда к нам подходит Наглый Официант и намекает, что неплохо бы уплатить по счету, Мурка царственным жестом вынимает пачку денег, отсчитывает ровно четырнадцать тысяч триста двадцать два рубля пятьдесят две копейки и подает Наглому Официанту.
— Без чаевых! — цедит она, и Наглый Официант бледнеет.
И тут на авансцену вылезает Мышка. Она вытаскивает из задрипанных карманов целлофановые пакетики и начинает суетливо складывать туда остатки устриц и жюльена.
— А Кузеньке! А Машеньке! А Братику Лесному! — бормочет Мышка и сует в жюльен профитроли с шоколадным кремом. — А гостинчик!
И вот мы снова трясемся на верхних плацкартных полках пассажирского поезда, который поднимает лапу у каждого встречного железнодорожного столбика. Мы едем домой. Я предаюсь горестным мыслям о том, как научить Мурку правильно соотносить себя с действительностью и можно ли это сделать вообще?
— Мопс! — шепчет Мышка.
— Что?
— А я знаю, что Ковбой делал по вечерам.
— Что?
— Девушек по ресторанам водил. Ты что, не догадалась? Он так питался.
Что я могу ей ответить?
ПРЕПЯТСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Мопси
Муркин демарш с Ковбоем совершенно выбил нас из колеи. Вдруг обнаружилось, что девушки мы немолодые и не очень здоровые и что душевные травмы сильно отдают в разные части тела. У Мурки начались головные боли в области заднечерепной ямки. Мышка все время жаловалась на коленную чашечку и даже демонстративно подволакивала ногу. Мне ничего не оставалось, как принять на себя язву желудка в ранней стадии развития. Нервы, знаете ли. Нервишки. Пришлось осенью ехать в отпуск.
И мы выехали в Турцию, где пали жертвами системы «все включено». Две недели кряду мы неподвижно лежали на пляже, обмазавшись кремом и надвинув на морды соломенные шляпы, а Лесной Брат и Большой Интеллектуал мотались поблизости и надзирали. Джигита с собой не взяли, да он и не особенно рвался. Придя на пляж, мы первым делом послали их за лежаками, потом за матрасами, потом Мурка велела Брату принести ей из номера крем, а Мышка намекнула Интеллектуалу, что неплохо бы сбегать за темными очками, я попросила воды, но тут у меня унесло шляпу, и Интеллектуалу пришлось вылавливать ее из моря. Выходя на берег, он поскользнулся на гальке и немножко расквасил нос. Примерно двенадцать раз в день мы прикладывались к какому-нибудь салатику, пирожку или шашлычку. Для поправки угасающих сил. Если прикладываться было не к чему — а такие моменты тоже случались, с трех до четырех часов дня питание в этом отеле почему-то прерывалось, — так вот, в эти краткие минуты отдыха Мурка сильно скандалила, что ей недодали положенных по путевке калорий, Мышка трубно вздыхала, дескать, так я и знала, ничего хорошего из этой затеи не получится, а я крепилась. К вечеру первого дня Мышка обгорела и у нее поднялась температура, у меня от салатиков скрутило живот, а Мурка поменяла пижаму. Пижамы она меняла примерно столько же раз, сколько ела. Она притащила с собой целый воз шелковых пижам всех цветов радуги и являлась в них и в ресторан, и на пляж, и на танцы, и даже в турецкую баню, где вообще-то положено быть не в пижаме, а совсем наоборот. Мышка скромненько тусовалась в черной маечке и серых брючках. И только одна я, как единственное здравомыслящее звено в этой цепочке несуразностей, соответствовала уровню сервиса, который мы получали в этом довольно, между прочим, заштатном отельчике, и демонстрировала местному мужскому населению голую спину, засунутую в сарафан с райскими птицами. Мужское население было довольно. Спина — мой главный аргумент в схватке с противоположным полом. Спина у меня очень костлявая, с торчащими лопатками. Ни один нормальный мужчина не может устоять перед такой беззащитностью.