— Не хочешь ли ты выйти замуж? — начала она издалека. — Один человек хочет с тобой познакомиться.
И тут — хотите верьте, хотите нет — перед глазами моими встал человек из метро и особенно его нос, хотя ни о том, ни о другом я за это время ни разу, разумеется, не вспомнила.
— Замуж не хочу! — быстро, но твердо ответила я. — Мне в институт поступать, какое там замуж! А познакомиться, отчего ж нет. Можно и познакомиться.
И велела ей дать Интеллектуалу мой телефон. Но подружка телефон не дала, потому что позавидовала нашему грядущему счастью. И Интеллектуал еще долго к ней таскался в надежде, что она смягчится, и даже повлекся на вокзал провожать ее в город Таллин, куда она отбывала навсегда, потому что там ей тоже замаячило счастливое замужество. Он надеялся встретить меня на вокзале. Но я на вокзал не пришла, так как с подружкой уже давно не разговаривала на морально-этической почве и не могла дождаться, когда она освободит от своего присутствия мои квадратные метры. И Интеллектуал остался с носом в прямом и переносном смысле этого слова. Он стоял на перроне и безнадежно глядел вслед уходящему поезду. С этим поездом в город Таллин отъезжала его надежда. И тут случилось невозможное. Подружка высунулась из окна и выбросила к его ногам квитанцию на оплату междугородних разговоров. Между прочим, с городом Таллином.
— Скажи Мопси! Пусть оплатит! А то ей отключат телефон! — крикнула она, и больше мы никогда ее не видели.
Вот так мы с Интеллектуалом и познакомились. Он принес мне квитанцию и клубнику с маминой грядки. И носил ее все лето. В смысле, клубнику. Носил почему-то в набедренной сумочке, клубнике там было тесно, она плакала и просачивалась ему на штаны кровавыми слезами. Но это ничего. Все равно было вкусно. Еще он помогал мне готовиться к экзаменам. Он прочел от корки до корки «Поднятую целину», а статьи Ленина о Толстом выучил наизусть и пересказал мне их своими словами. Я расценила это как подвиг. Эти статьи Ленина мне потом достались на экзамене, и преподаватель сказал, что я очень хорошо знаю текст. Это я расценила как знак свыше. Получается, что нас с Интеллектуалом свел Владимир Ильич. Во время экзаменов Интеллектуал торчал под окнами университета вместе с моими родителями, волновался и водил их пить кофе в соседнюю забегаловку. За это они очень его полюбили и любят до сих пор. А потом я взяла его с собой в отпуск, где он сделал мне предложение.
— Я, наверное, однолюб, — мрачно сказал Интеллектуал. — Последний раз я влюблялся пять лет назад. — Задумался и добавил: — А до этого еще пять лет назад.
— Ах, это так все неожиданно! — ответила я, хотя все было ясно еще до нашего знакомства, а спросить мне хотелось совсем о другом. Что будет через пять лет — вот о чем я планировала спросить этого однолюба. Но не спросила и вместо этого добавила: — Я не готова ответить сразу! — что было чистой правдой.
После этого Интеллектуал целый год болтался у меня на запятках и изводил предложениями руки и сердца. Я отмахивалась. Он ныл. Наконец, в новогоднюю ночь он в буквальном смысле припер меня к стенке, и мы пошли подавать заявление. Из загса нас отправили на лекцию о мини-абортах. Без этого в те годы не расписывали. Подкрепившись знаниями о мини-абортах, мы обменялись кольцами и стали называться мужем и женой. Сорок родственников в едином порыве прокричали нам громогласное «горько!». Мурка и Мышка сидели на краю стола и, невзирая на присутствие гостей, громко и деловито обсуждали за столом свои несвоевременные беременности, которые как назло случились аккурат накануне моей свадьбы, за что их потом очень осудил мой свекор, который случайно сел рядом. Ну, то есть не за беременности, а за публичное выступление. «Эти девушки тебя хорошему не научат!» — по-отечески сказал он мне, похлопал по плечу, и мы с Интеллектуалом отбыли восвояси, то есть в мою коммунальную комнату, в которой мы и прожили последующие десять лет, но об этом позже. Мышка увязалась за нами, прихватив по дороге бутылку «Хванчкары».
Пока свадьба пела и плясала, у нас проходила первая брачная ночь. Первая брачная ночь проходила трудно. Я злилась, кидала в Интеллектуала подушками и кричала, что хочу домой, к маме. Интеллектуал нервно поглядывал на часы — не мог дождаться, пока я усну. Как выяснилось, его влекли куриные ножки, которые мама завернула нам с собой. С тех пор все восемнадцать лет нашей совместной жизни он каждый день указывает мне на недостаточность питания. Более того, внушил всем окружающим, что я ужасная хозяйка. У меня на этой почве как-то даже вышел диспут со свекровью, и я ей в грубой форме сказала, что, мол, она, свекровь, сдала мне своего сыночка с рук на руки тоже в довольно чахлом состоянии, что в таком состоянии худеют только в могилу, а раз этого не случилось, стало быть, не так уж страшно он голодал все эти восемнадцать лет.