Все это было не к добру, и я это чувствовала.
Предчувствия меня не обманули. Вечером накануне старого Нового года Интеллектуал объявил, что покидает меня навсегда. Он долго сопел в коридоре, собирал котомки, потом тяжело вздохнул и сказал:
— Ну вот и все, Мопс. Ухожу.
— Куда? — спросила я. — На улицу?
Он кивнул.
— Что, так и будешь ходить по ней взад-вперед без галош и зонтика?
Интеллектуал дернулся так, будто сквозь него пропустили электрический ток, и бросился вон.
Формальным поводом к этой наглой выходке послужил рецептик, который Интеллектуал вычитал в каком-то дрянном журнальчике. Причем не только вычитал, но и выписал каллиграфическим почерком в тетрадку. С недавних пор он вообще завел привычку выписывать рецептики в тетрадку, как будто собирался что-то готовить. Рецепт назывался «Блинчики утренние “На скорую руку”» и начинался словами: «Смешайте молоко с дрожжами и поставьте на сутки в теплое место». Далее шел список из восемнадцати ингредиентов. Заканчивались блинчики пожеланием. «Было бы неплохо, — писал незнакомый, но полюбившийся автор, — если бы к блинчикам вы подали сладкий мусс из ягод можжевельника, сваренных в сахарном сиропе и смешанных с мороженым «тирамису» домашнего приготовления. В мороженое необходимо добавить кофейный ликер и несколько капель текилы, подогретой до температуры белого кипения». Рецептик этот Интеллектуал подсунул мне в тот момент, когда я только ввалилась в дом и пыхтя стягивала в прихожей сапоги.
— Только через мой труп! — твердо сказала я, аккуратно сложила бумажонку и засунула ему в нагрудный карман.
Тут-то все и началось.
— Ты довела меня до полного истощения! — орал Интеллектуал, довольно, между прочим, энергично вытаскивая с антресолей чемоданы. — Я хочу только одного — соблюдения международных стандартов поведения! Каждый человек имеет право на питание!
— Питайся, кто тебе не дает?
— Ты! Ты не даешь!
— Да ладно, — мягко сказала я. — Я же тебе рот не затыкаю. Так и быть — лопай сколько влезет.
— Что? — спросил Интеллектуал. — Что лопать?
Он подвел меня к холодильнику. Холодильник был забит под завязку. А что вы хотите: горошек зеленый — девять банок, кукуруза желтая — шесть банок, кетчуп красный — три бутылки и еще чуть-чуть на донышке, маслины черные — две банки, лук маринованный белый для закусона — одна банка и так далее. Судя по душевному состоянию Интеллектуала, лук маринованный должен был быть ему особенно близок.
— Полюбуйся! — сказал Интеллектуал с иезуитской улыбкой и даже рукой повел, как бы обрисовывая картину падения. — Полуфабрикаты! Сырье! Стратегический запас!
— А блинчики утренние «На скорую руку» — это, по-твоему, еда? — спросила я.
— Это… — Интеллектуал зажмурился, облизнулся и зарозовел в области ушей. — Это — за-а-автрак! — пропел он нежно. Со мной он так давно не певал.
— Завтрак, — уточнила я. — В семь тридцать по московскому времени?
— В семь пятнадцать, — поправил Интеллектуал.
— Ага. В семь пятнадцать, значит? На скорую руку? По международным стандартам поведения?
И я запустила в него сапогом. Тут надо сказать, что в семь пятнадцать утра по московскому времени Интеллектуалу совершенно нечего делать за пределами постели. В присутствие он не ходит. Он ходит на пресс-показы всяких разных фильмов, которые начинаются самое раннее в одиннадцать утра, а потом дома пишет на них рецензии. Рецензии он отсылает в редакцию по электронной почте. Это времяпрепровождение называется «кинокритик». Аналогичная ситуация у меня. Я хожу на те же просмотры и пишу статейки в свою газетку. Тоже дома. Поэтому мы с Интеллектуалом ни на миг не расстаемся. Что очень портит отношения. Во всяком случае, у него есть иллюзия, что я ничего не делаю и должна губить свою молодую жизнь у плиты. А у меня ведь тоже принципы. Когда в доме живут два взрослых человека, каждый сам в состоянии сварить себе десяток пельменей. Я, между прочим, тоже сотрудник интеллектуального труда.
— У тебя в голове… у тебя в голове… одни литературные опилки! Хоть бы посуду помыла! — обиженно тявкнул Интеллектуал, поймав мой сапог.
И тут я все поняла.
— Признавайся, — ласково сказала я и взяла его одним пальцем за лацкан. — Тебя Колян надоумил устроить весь этот спектакль?