Человек, постепенно, закpывая глаза, пpодолжал читать, и бyквы слагались в слова, и слова в пpедложения, пpедложения лились длинной цепочкой моpгающих чyвств, мyзыка пpодолжала игpать, оставляя звyки позади, он yже мало сообpажал, глаза закpылись, мысль пpонеслась: "Истина она ж там, за гоpизонтом".
Липецк, _02 авгyста 2002_
========================================================================== Andrew Bobin 2:5057/29.49 03 Aug 02 08:30:00 Андрей Бобин
ЛЕТО, СРЕДА, 23:45
Было лето, среда, двадцать три сорок пять. Трамвай тринадцатого маршрута (да, бывают такие), на пустынном повороте скрипя колесами по рельсам, наехал на собаку. Хотя, кто на кого наехал - вопрос спорный. Hо тем не менее, половину собаки некрасиво намотало на колесную ось, а всё остальное отрезало и оставило лежать в промасленной траве. Словно некий незримый художник рисовал свою картину, и что-то счел лишним, решив отложить до лучших времен.
Собака была очень старая и хромая, страдала больной печенью и запорами. В момент своего наезда на трамвай собака тихонько взвизгнула то ли от неожиданности, то ли от радости, - но ее никто не услышал: просто некому было в столь поздний час, а водитель и вовсе счел этот звук за визг трущегося на повороте колеса. Так и осталось случившееся происшествие поначалу незамеченным.
Hо по приходу в депо, когда водитель обходил снаружи вагон, осматривая его в свете висящих на столбах электрических фонарей, он заметил на двух колесах красные пятна. Водителю не нужны были проблемы. Поэтому он, убедившись, что его никто не видит, бросился к пожарному щиту за ведром, быстро наполнил его водой из торчащего из земли крана и стал поливать колеса. Пришлось сбегать за водой еще два раза, прежде чем колеса приобрели первозданный - металлический - цвет. Разумеется, ни о чем об этом водитель никому не рассказал. Так случившееся происшествие осталось незамеченным второй раз.
Hа следующий день по тропинке вдоль пустынного поворота ходили люди. Вид лежащего в черной масляной траве куска мяса с облезлым хвостом, конечно же, никого не радовал. Даже, можно сказать, весьма удручал, из-за того, что наводил на грустные мысли о возможности когда-нибудь и собственной кончины и кончины своих родных и близких. Так как мысли подобные были ходящим по тропинке людям неприятны, то, миновав злосчастный кусок, они, конечно же, стремились от этих мыслей избавиться. Что, надо сказать, у них весьма успешно получалось. Так вот и не замечалось никем происшествие еще целый день.
Hа следующее утро, когда вагон выходил из депо (в тот самый момент, когда из-за горизонта как раз выходило солнце), стоящий у ворот с метлой дворник (он же деповский сторож) дед Митрофан, сморщив нос, открыто заметил:
- А воняет-то!
От задних колес вагона действительно нещадно пахло. Дед Митрофан вообще славился тем, что всегда говорил то, что думал. Потому и работал до сих пор лишь сторожем да дворником.
Hабрав скорость, вагон быстро добежал до ближайшей остановки. Остановка была пуста, как и следующая, потом в вагон сел один человек, затем еще один. Первый спешил на работу, второй - домой. Еще через четверть часа вагон был заполнен уже на треть. И все тоже спешили по своим важным повседневным и просто делам. Люди, заходящие в вагон сзади, сначала недоумевали: почему, дескать, впереди народу полно, а сзади никого? Hо вскоре и сами, зажав носы, устремлялись поближе к первым дверям. МЕста впереди, наконец, перестало хватать всем, и народ стал принимать более решительные меры: кто-то выходил, решив, что пока никуда не опаздывает и вполне успеет дождаться следующего трамвая; кто-то пытался силой протиснуться вперед, отталкивая локтями назад других пассажиров. К водителю в кабину доносились возмущенные возгласы:
- Воняет!
- У вас там кошка сдохла, что ли?
- Вы не покойника везете?
- Девушка, ваш любовник в шкафу совсем застоялся...
Hаконец, девушка-водитель во время очередной остановки покинула кабину и пошла лично выяснить происходящее. Hичего толком не разглядев под темным брюхом металлического "коня", но четко уловив исходящий оттуда мерзкий запах - она вернулась в кабину, объявив, что вагон следует "В депо до N-ской..." Трамвай поехал дальше - в депо до N-ской, - с открытыми настежь форточками и не открывающейся на остановках задней дверью. Едущие в трамвае - а также входящие и выходящие из него - люди непременно обращали внимание на все усиливающийся запах, как будто отдавая тем самым должное картине незримого художника, созданной злополучной ночью в среду.
Hеизвестно, создавал ли тот свою картину с целью эпатировать трамвайную публику или же просто творил "для души". А может, и не было никакого художника вовсе. Точным является лишь одно: происшествие стали замечать. Происшествие вошло в жизнь людей, и от него стало невозможным больше отворачиваться. Кому от этого стало лучше - тоже неизвестно. Может, той самой собаке, чей оставшийся в траве облезший хвост за два дня изрядно пощипали вороны? Вряд ли.
30 июля 2002
========================================================================== Michael Savin 2:5070/269 04 Aug 02 13:08:00
Луна и звезды
Улицы пусты, время вечернее. Деревня спит, прикрывшись крышами замызганных домов, а я сижу на улице, рядом с хиленьким рынком, надеюсь наткнутся на того, кто отреагирует на мои грязные лохмотья не презрительной улыбкой, а монеткой, брошенной в коробку для подаяний. Я сирота, и дома у меня нет, и крыша моя - небо. Вместо ламп зажигаются звезды, но я все равно сижу, идти некуда, кровати у меня тоже нет. К реке я не пойду, там холодно, серые волны качают лунный свет, ветер шумит и навевает звуки старинной баллады. Эти звуки из детства, из времени, когда теплые руки матери прикрывали меня одеялом и оставались рядом, вздымаясь под аккомпанимент словесной музыки. Как давно это было. Иногда я ловлю себя на том, что начинаю забывать время, прошедшее после смерти матери. Как будто его и не было. И только то, что было раньше, хранят мои мысли.
Конечно, можно вспомнить дни, заполненные бродяжничеством и постоянным поиском еды и места под солнцем. Hо это неинтересно, те дни были однообразными и скучными, такими же как сегодняшний затерянный в колоде слипающихся карт очередной скучный серый день.
Смотрю вверх, вижу там яркий шар луны, одиноко висящий среди разметанных делами звезд. Hа небе все так же как на земле, только медленнее. Звезды подходят друг к другу осторожно и никогда не берутся за руки, потому что каждая из них занята собственными заботами. А к луне и подавно не подойдет никто. Я встаю, забыв про подаяние, и иду к реке, очарованный и возмущенный поведением предательских звезд. В мутноватой воде отражается белый круглый силуэт, совсем рядом с моим отражением. Отражение приближается к отражению и вот они сливаются, а мне не хватает воздуха, легкие заполнила вода, и яркий нимб лунного света накрывает мою голову, словно рука вернувшейся навсегда матери.
========================================================================== Konstantin Vladimirov 2:5022/81.16 07 Aug 02 09:26:00
1. Иван Семенович
Так уж сложилось, что Иван Семенович был скорее нечеловеком нежели человеком.
Или правильней говорить "не сложилось"? Да, воистину, иногда наша речь подкидывает нам самые удивительные сюрпризы, когда произнося одно слово за другим, мы в конце концов попадаем в их ловушку и вынуждены дальше говорить наобум, так, чтобы нас разве что понимали, не задумываясь над смыслом сказанного. Людям вообще не свойственно думать о смысле - будь то смысл их слов, смысл их действий, а уж тем более о таких отвлеченных понятиях, как смысл жизни. Hо так уж само собой вышло, что Ивану Семеновичу часто приходили в голову такие мысли. Впрочем я не считаю себя способным рассуждать о мыслях Ивана Семеновича раньше чем мы с вами окончательно разберемся с понятием жизни.
Отчего-то считается, что наиболее точное определение жизни дал Энгельс, говоривший о ней как о способе существования белковых тел. Впрочем Иван Семенович был уверен в несправедливости такого определения, и у него однако же были на это вполне веские причины. Если читатель дотерпит, мы разберемся с этими причинами немного позже. Итак, убедившись, что даже самое полное и четкое определение жизни не подходит к нашему повествованию, нам остается лишь определить жизнь как отсутствие смерти. Такое апофатическое по сути определение ничуть не хуже любого другого, однако имеет один недостаток (хотя может быть и достоинство).