Потому что те, кого оно искало, скрывались в темноте.
Это были Джим и Уилл, спрятавшиеся под решеткой на тротуаре у табачного магазина.
Согнутые и съежившиеся, они сидели, прижавшись друг к другу, закинув головы, тревожно глядя вверх и напряженно, словно пылесосы, вдыхая уличную пыль. Там, над ними, мелькали на холодном ветру платья женщин, черные плащи мужчин закрывали небо. Грохот цимбал заставлял испуганных детей прижиматься к материнским коленям.
— Они здесь! — сдавленно сказал Джим. — Прямо перед табачным магазином! Что делать, Уилл? Бежим отсюда!
— Нет! — хрипло ответил Уилл, сжимая колено Джима. — Это место у всех на виду! Они никогда не додумаются искать тут! Заткнись!
Глухой удар-р-р-р…
Решетка звякнула, задетая ботинком, который был так изношен, что из каблука торчали гвозди.
— Папа! — почти крикнул Уилл.
Он вскочил было и тут же, кусая губы, опустился назад.
Джим увидел мужчину, ходившего поверху туда-сюда, приближавшегося совсем близко к решетке или отходившего фута на три.
Я мог бы просто протянуть руку… — подумал Джим.
Но папа, бледный и взволнованный, заспешил дальше.
Уилл почувствовал, как екнуло сердце и душа задрожала, словно холодный студень.
Вдруг — бах!
Друзья вздрогнули.
Комок жвачки шлепнулся на кучу старой бумаги около ноги Джима.
И тут же к решетке припал пятилетний малыш, который пытался разглядеть потерянное лакомство.
Достань! — подумал Уилл.
Мальчишка встал на колени и протянул руку между прутьями решетки.
Уходи! — подумал Уилл.
У него появилось сумасшедшее желание схватить жвачку и затолкать малышу в рот.
Барабан грохнул в последний раз, и все стихло.
Джим и Уилл переглянулись.
Парад остановился, подумали они одновременно.
Малыш по локоть засунул руку под решетку.
В это время наверху, на улице, мистер Дак, он же Разрисованный Человек, обернулся и посмотрел на приведенную им реку, текущую уродами, клетками со зверями, сияющими на солнце барабанами и медными трубами, похожими на свернувшихся питонов. Он кивнул.
Парад рассыпался на части.
Уроды поспешно разбежались, половина к одному тротуару, половина к другому; они смешались с толпой, шныряли мимо афиш, высматривая что-то своими быстрыми, острыми, жалящими, как змеи, глазами.
Тень, которую отбрасывал малыш, холодным ветром прошлась по щеке Уилла.
Парад кончился, подумал он, теперь начинается поиск.
— Мама, смотри! — малыш показал вниз через решетку. — Там.
35
В «Ночном убежище», у Неда, за полквартала от табачного магазина, Чарльз Хэлоуэй, изнуренный бессонницей и раздумьями, уставший от ходьбы, допивал вторую чашку кофе и уже собирался оплатить счет, когда внезапно наступившая на улице тишина насторожила и встревожила его. Раньше, чем осознал, он почувствовал глухое беспокойство, когда участники парада смешались с толпой гуляющих горожан. Не зная почему, Чарльз Хэлоуэй спрятал деньги.
— Свари-ка еще, Нед.
Нед разливал кофе, когда дверь распахнулась, кто-то вошел, и, вывернув его правую руку, прижал к прилавку.
Чарльз Хэлоуэй изумленно уставился на руку, схватившую Неда.
Рука уставилась на него.
На обратной стороне каждого пальца был вытатуирован глаз.
— Мама, мама! Там внизу! Посмотри!
Малыш плакал, показывая на решетку.
Все больше теней скользило мимо, останавливалось.
И среди них — Скелет.
Высокий, как мертвое дерево зимой, он был весь похож на череп, весь был костями, этакое страшное чучело на ходулях, этот тощий Скелет, мистер Череп, который как на ксилофоне играл на своих костях над бумажным мусором и теплыми дрожащими мальчишками, спрятавшимися под решеткой.
Уходи! — думал Уилл. — Уходи же!
Но малыш упрямо тыкал пальцем, просунув руку сквозь решетку. Уходи.
Мистер Череп отошел.
Слава Богу, подумал Уилл, но тут же в испуге выдохнул: «Ох, нет!»
Потому что тут появился Карлик; он вразвалку шел по улице, на грязной рубахе позванивали колокольчики; он топтал свою жабью тень, его глаза были похожи на осколки коричневого мраморного шарика, они поблескивали и скрывали внутри что-то навсегда потерянное, мрачное, сгоревшее, сумасшедшее, они высматривали что-то, что нельзя найти, собственное потерянное «я», потерянных мальчиков, опять потерянное «я»; две части маленького раздавленного человека боролись между собой, заставляя вспыхивающие глаза вертеться туда-сюда, вокруг, вверх, вниз; одна половинка искала потерянное прошлое, другая — мелькающее перед глазами настоящее.