Мы сгрудились вокруг этой красной свечи, текущей пряным ароматом целого гарема. Кружилась голова, но, наверное, это только казалось.
-- Слушай, а он еврей? -- вдруг раздумчиво спросил Ортик.
Самое интересное, что Гриша сразу понял, о ком речь:
-- Для кого как. Для тебя -- да. Или ты допускаешь, что бреславский хасид может быть гоем?
Кинолог хмыкнул:
-- Если ты, Гришаня, намекаешь, что для меня твой Ваня не еврей, то ты ошибаешься. Еврей, гер, гой... Мне это вообще по фигу. Он для меня -пингвин.
-- А вот знаете,-- подхватила Марта,-- я тоже расскажу. У меня есть родственник, очень левый. Он всегда говорит, что харедим откололись от еврейского народа. И поэтому уже больше не евреи.
-- Вот моей тетке, приехавшей пару лет тому как из Николаева,-продолжил Гриша,-- никто из вас не докажет, что Йоханан еврей. И что фаллаши евреи. Да и не каждый марокканец пройдет у нее фейсконтроль. Поразительная твердость принципов для человека, жрущего сало в Йом Кипур и только здесь узнавшего, что евреи не верят в Христа.
-- Она что, христианка, эта твоя тетя?
-- Нет, атеистка.
-- Странно все у вас,-- задумчиво проговорила Марта.-- А вот правда, что среди русских четверть гоев? Я в газете читала.
-- Деточка,-- сказал Кинолог,-- я открою тебе еще более жуткую тайну. Среди русских -- гоев не четверть, а сто процентов, гы. Представляешь, целый народ гоев. Че, страшно? А ведь они не одни такие. Таких народов в мире несколько сотен!
Наконец Марта обиделась:
-- Почему ты со мной говоришь, как с дебилкой? Ты опять? Еще неизвестно кто из нас больше гоев видел! Я вообще, если хочешь знать, родилась в Швеции.
Это называется дать Кинологу кость. Теперь он ее долго будет грызть:
-- Да-а-а? Это же замечательно! Это, родилась, или достигла половой зрелости? Молочно-восковой? Во, знаешь, у кукурузы бывает такая стадия, гы, это я не для обиды. Отличная, кстати, стадия -- мягкая...
-- А какая разница? -- настороженно ответила Марта, явно вертя так-сяк фразу в поисках подвоха.
И тут победный голос Кинолога даже как-то по-особому зазвенел:
-- Ну как же, моя сладкая! Неужели тебе ни разу не хотелось покататься на русской тройке? Это когда три лошади везут санки по снегу, аха? Вот. А у меня такой же интерес к шведской тройке. А че? Че нам теперь с Гришаней делать, ты подумала? Гришаня, ща, подожди.
-- Слушай, кинокритик,-- неожиданно хмыкнула Марта,-- хочешь я покажу тебе твое истинное лицо?
-- Канэчна хачу! Это по-вашему значит -- оф коссс!
-- Тогда смотри на меня внимательно. Очень внимательно! И двигайся на меня. Раскрой глаза шире, еще шире!
Вспышка! Фотоаппарат. Даже я дернулся и ослеп на миг. Очень неприятно. Кинолог орал: "Сука!", и в этот раз его еще можно было понять -- Марта поступила с ним по пещерным законам, почти как Одиссей с Циклопом. Она щелкнула еще раз, в явной надежде стать обладательницей трофея -фотопортрета искаженного злобой Кинолога.
Все ржали. А Марта продолжала рвать вспышками старую ткань пещерного покрывала. И я увидел... то есть, мне показалось... что с каждой вспышкой от нее словно бы отдергивает лапы тьма.
-- Гриша,-- грустно позвала Белла,-- какая дальше программа в нашем приключении?
-- Вольная. Индивидуальное изучение каменоломни.
-- Или в маленьких группах,-- зло добавил Кинолог.
-- Это ладно,-- сказала Белла.-- Я имею в виду, как и когда мы отсюда свалим?
-- Ну как всем надоест, скажете. Тогда взломаю ворота.
-- А сигнализация? -- испуганно спросил Лея.-- Ребята, я... я не могу рисковать. Для меня же репутация -- часть профессии. Давайте без криминала, а? Давид?
Я представил, как завоет сирена и будет казаться, что это сама пещера взвыла каменным зевом от боли и ярости... Нет, сегодня я не хотел это услышать.
-- Ну да,-- сказал Гриша,-- не исключено, что повяжут.
-- С кем? -- смиренно спросил Кинолог.
В конце-концов, решили ничего не взламывать. И начали спорить -- ждать ли открытия пещеры, или попытаться найти путь обратно, к Йоханану, который явно встанет к утренней молитве намного раньше, чем откроется пещера. Так и не договорились.
В какой-то момент алкоголь и темнота, до этого объединявшие нас, стали оказывать обратное действие. Лея прильнула ко мне откровенно, даже требовательно... И пульсировавшая мигалкой тревога замедлилась, подстроилась под ритм ее сердца и как-то успокоилась. Леин поцелуй -- он, конечно, меня волновал, но больше даже успокаивал, как соска -- ребенка...
И мы с Леей пошли вглубь пещеры, потому что никто больше не был нам нужен, и ничто в мире нам не было нужно, даже свет. У нас не оказалось ни спичек, ни зажигалки. А зачем? Свет ослепляет мудрую внутреннюю сову. А внешний вид навязчиво концентрирует тебя на внешнем, он изменяет направление и силу намерений и чувств, он вообще заставляет тебя играть по внешним правилам.
Вдруг я перестал слышать ее шаги. Метнулся туда, где она должна была быть. Задел рукой ее платье. Схватил, прижал к себе.
-- Ой,-- сказала она.-- Ты видел? Что-то светилось.
-- Где?
-- Там... уже нету. Тускло, но я видела. Как отражения фар, что ли.
-- Что-то парное?
-- Кажется да. Не знаю, ну нету уже... А как ты оказался справа?
-- Я был справа.
-- Нет, это ты вначале был справа. А потом меня потянул за платье слева. А потом вдруг обнял снова справа... Я знаю, это ты так за мной увивался!
Даже самый милый смех в темной пещере звучит не так. Кроме того, это был не я. Если это вообще кто-то был. Ей, конечно, показалось. Конечно... Смех оборвался, я решил взять ее за руку, покрепче. Протянул ладонь и... не встретил ничего. Ее снова не оказалось на месте. Я позвал ее. Она не откликнулась. Я метнулся туда, куда направила меня интуиция. И только через несколько шагов наскочил на Лею и подхватил ее ускользающее тело. Она обняла меня и снова засмеялась:
-- Как ты увидел в темноте, что я поскользнулась? Ты просто кот! А что это сейчас был за запах?
-- Кошачий?
-- Почему -- кошачий?
-- Я подумал, что запах вызвал ассоциацию и ты сказала, что я -- кот... Глупость, конечно.
-- Ты смешной. Нет, просто странный запах. Внезапно возник, внезапно исчез. Что-то из детства... Цирк... или зоопарк... пони в парке...
-- Дай руку. Стой, я тебя обниму.
-- Стою.
-- Запах был звериный, ты хочешь сказать?
Опять смеется:
-- Сейчас? Нет, сейчас хороший, одеколоном.
-- Ну что ты смеешься... Звериный, да?
-- Ага, пахло страшным зверем пони...
Теперь мы шли обнявшись, хоть это было не очень удобно. Но я просто боялся выпустить ее. Ей это, кажется, нравилось. Она вдруг ткнулась мне в щеку, прошептала:
-- Ты тааак горячо дышишь мне в шею... так часто...
Я не дышал ей в шею. Я вообще был на полголовы выше. Я тупо всматривался в черное никуда. Я вообще сдерживал дыхание, чтобы вслушиваться. Мне было неочевидно, что мы доживем до утра.
6. ЛЬВИНЫЙ ЗЕВ
Гриша
Какая падла ломится в дверь так рано! Натурщица? Часы... Пять утра! Бля-а-а-а! Не натурщица... Это какой-то урод!.. Да нет, как же... Пять вечера. Наверное, Давид. Мог бы и позвонить заранее... Ф-фу, зачем звонить, тогда бы он разбудил раньше...
-- Давид... Привет... Слушай, а ты допускаешь... Что есть особи, которые спят больше трех часов в сутки? Я, например. И прочая публика. Еще так, по мелочи, процентов девяносто девять человечества...
Смотрит виновато, но не смущенно:
-- Гриш, ну давай ты поспишь еще. Я могу подождать.
-- Ага. В углу. И на меня не забывай смотреть. Знаешь таким неподвижным тяжелым взглядом... ну, ты знаешь. Заодно можешь и ножи наточить, давно пора... О-обббл... Что будем -- кофе или огуречный рассол?
-- Тебе, Гриша, грех жаловаться. Вот Лея прямо из пещеры на работу поехала, я ее только сейчас домой отвез... Совсем уже плыла, в машине уснула. Просила тебе передать спасибо за пещеру.
Кажется, кроме этой бабенки его уже ничего не волнует. Я так не умею. Я, наоборот,-- циклюсь, если облом.