Одаренные, всесторонне образованные и свободомыслящие молодые люди, они понимают творчество Лермонтова, разделяют его интересы и устремления. Каждый из них — активный соучастник его жизненных трудов. Вот почему муральтов пансион, который в определенной мере сформировал эту высококультурную среду, оказывается опосредованно немаловажным фактором биографии поэта.
Еще одна фамилия среди питомцев швейцарского пастора не может оставить нас равнодушными: братья Блок — Лев, Николай, Федор и Александр. Первый из них приходится родным дедом А. А. Блоку.
Сам Муральт был в добрых отношениях с В. А. Жуковским и не раз беседовал с ним о личности Песталоцци и его педагогических воззрениях.
«Благодаря любезности одного женевца...»
В биографии художника упомянут также племянник Муральта — «библиотекарь». Слово звучит сегодня не очень престижно. Но тогда...
В начале XIX века в Публичной библиотеке состояли на службе виднейшие представители отечественной литературы: поэты К. А. Батюшков и А. А. Дельвиг, писатель М. Н. Загоскин, переводчик «Илиады» Н. И. Гнедич. Бессменным директором был А. Н. Оленин — историк, археолог, президент Академии художеств.
Теперь о племяннике пастора. Эдуард Гаспарович фон Муральт, доктор философии, успел издать в Цюрихе книгу, посвященную римской истории, и в Петербурге другую, о древнегреческих памятниках на юге России, когда в 1838 году Оленин назначил его «исправляющим должность библиотекаря». Русским отделением заведовал в ту пору И. А. Крылов. Кроме него в штате библиотеки были три университетских профессора (И. Ф. Говальд — востоковед, Д. П. Попов — эллинист, М. С. Куторга — историк) и два академика (М. И. Броссе и А. X. Востоков — поэт, крупный филолог-славист). Вот каковы коллеги Муральта-младшего. Сам он, назначенный состоять при «депо манускриптов», уже через два года выпустил в свет каталог греческих рукописей — первый печатный каталог в истории Публичной библиотеки.
Тогда же он получил еще одну должность. Произошло все благодаря бывшему сотруднику его дядюшки, уроженцу Женевы Флориану Антоновичу Жилю. По рекомендации пастора Жуковский пригласил Жиля учителем к царским детям. Многолетнее пребывание в придворном кругу не прошло бесследно: веселый и энергичный швейцарец в чине статского советника был назначен «начальником I отделения Эрмитажа и собственной его величества библиотеки, заведующим Арсеналом собственного дворца и Царскосельского и тамошнею библиотекою». В Эрмитажной библиотеке срочно потребовался помощник, им и стал Э. Г. Муральт, продолжая при этом службу у Оленина.
Здесь уместно вспомнить фразу из биографии Мейера: «Благодаря любезности одного женевца, удалось показать несколько видов при дворе, где они были приобретены». Прочные связи Жиля с Муральтами, опекающими художника, позволяют с уверенностью предполагать, что речь идет именно о нем.
В течение трех последующих десятилетий Жиль и Э. Муральт, оставаясь в Петербурге, плодотворно занимались историей, археологией, музейным делом и заслуженно вошли в летописи отечественной науки[247].
Выставка на Неве, вернисаж на Мойке
Почему же Греч стал опекать Мейера? Дело в том, что смолоду Николай Иванович подвизался на педагогическом поприще и даже вместе с будущими декабристами устраивал для солдат школы по ланкастерской системе. В 1820 году школы были закрыты, и разгневанный Аракчеев приказал строго следить за их бывшим директором. Вот тогда-то пастор Муральт и пригласил Греча в свой пансион — услуга немаловажная...
Вернемся к биографии художника Мейера: визит к издателю газеты.
Просьба о содействии исходит от давнего благодетеля Греча. Кроме того, хлопочет лично Муральт-младший, первый помощник Жиля в Эрмитаже. Всезнающий Греч, разумеется, осведомлен о влиятельности Флориана Антоновича (кстати, своего былого коллеги) при дворе... Куда ни кинь, просьба о протекции Мейеру не из тех, которым можно отказать. Но зачем отказывать? Даже наоборот...
Уроженцем Швейцарии был отец жены Греча. Наезжал туда и сам Греч: «Я видел <...> много озер в Швейцарии и Италии, но Цюрихское всегда останется памятным в моей душе. Волнистые, не крутые, не утесистые берега его, подернутые яркою зеленью, испещренные белыми и желтыми домиками, светлые, разноцветные струи, то синеватые, то зеленые, то с желтистым отливом, по которым шныряют взад и вперед лодки и быстро плавают стройные пароходы; потом движение населенного шумного города, высящегося огромными великолепными зданиями, башнями старинных церквей, и, наконец, окраина пестрой, живой картины, светлосизые горы на краю горизонта — все это представляет зрелище прекрасное, восхитительное, единственное!»
247
См.: Веселовский Н. И. История императорского русского археологического общества за первое 50-летие его существования (1846—1896).—СПб., 1900.—С. 21—23, 37.