— Что с тобой?
Объяснять не стала. Опасалась, как бы не показаться смешной. Опять не поймет, опять припишет разгулявшимся нервам. А между прочим, для журналистки и особенно для писательницы, если она ею будет, способность извлекать нужное из кладовых памяти — дар неоценимый. Он заменяет десятки записных книжек — в памяти откладывается гораздо больше того, что можно запечатлеть на бумаге.
Налетел невесть откуда взявшийся ветерок, расшевелил ковыль, пахнул дымом и снова перед глазами тот вечер в лесу. Отец прыгнул-таки через костер, но неудачно — зацепился за корягу и упал, разбросав ногами головешки.
— Почему ерзаешь?
Рассказала. Не грешно вспомнить, что было, но вздрагивать, представив себе чего не было…
Борис снисходительно улыбнулся, как взрослый, слушающий наивный детский лепет.
Хорошо, что он чувствует ее настроение, но еще лучше, что не заражается унынием. Он как корабль, который не собьет с курса утлая лодчонка. И такая устойчивость ей приятна. Это не от сухости, это от нежелания усиливать отрицательные эмоции. Не найдя отзвука, они глохнут.
К запаху дыма примешался характерный запах горелой картофельной кожуры. Борис выгреб из костра обуглившиеся кругляши, и, перебрасывая их с руки на руку, обжигая губы, они занялись сказочным пиршеством. На такой случай у Бориса припасено все, как у хорошей хозяйки или как у хозяйственного холостяка. В маленьком чемоданчике, постоянном их спутнике, и соль, и перец, и сало, и хлеб. Даже НЗ — несколько банок консервов, которые ездят с ними так давно, что уже не вспомнишь, какие они. Этикетки отклеились и потерялись, а значение таинственных букв и цифр, выбитых на крышке, мало кому понятно.
Дина Платоновна всегда предосудительно относилась к холостякам, особенно к хозяйственным. Неприспособленный мужчина, казалось ей, больше ценит женскую заботу, больше дорожит ею. А вот сноровистые, все умеющие внушали ей опасение. Сложился у человека свой быт — и тут уж обычной заботой его не подкупишь. Такие требуют не хозяйственных услуг, а полной отдачи тебя самой, со всеми твоими стремлениями и помыслами.
Борис тоже не являлся исключением. Ему нужна была не хозяйка в доме, а любимая, не домработница, а друг. Он был предан безраздельно и ни о каком другом духовном общении не помышлял. А ей… Ей становилось страшновато, когда она представляла себя погруженной в семейную крутоверть, стиснутой семейными узами. У нее с мужем было по-иному — никто не стеснял свободы другого. И она, и Кирилл, помимо общего круга друзей, имели своих личных друзей, общение с которыми поддерживалось одной стороной и могло игнорироваться другой. Что поделаешь! Своих симпатий не навяжешь, привязанностей — тем более. И они с Кириллом всеми силами держались за это ощущение свободы и дорожили ею.
Поворошив костер, Борис извлек сильно запеченную картофелину, очистил ее, надев на прутик, протянул Дине.
— Последняя.
— Какой запах! Уютный, добрый. Но отказываюсь наотрез.
— Бережешь фигуру?
— А почему бы и нет?
Он с удовольствием задержал взгляд на ее красивых плечах, перевел его на грудь, на бедра, на крепкие ноги, поцеловал в уголок рта.
— Тебе полнота не угрожает. Ты от нее застрахована.
— Потому и застрахована, что берегусь. А вот от молочка холодненького не отказалась бы.
Рудаев развел руками.
— К сожалению, в моем продмаге… Впрочем…
Он собрал с клеенки все, что еще могло им понадобиться, в чемоданчик, свернул тент.
— Ты что задумал, сумасшедший?
— Разве могу я не выполнить желание моей королевы…
И они опять мчатся по степи, и опять упругий ветер проникает под одежду, прогуливается по спинам.
Поселок. Выбрали приглянувшийся домик, зашли во двор. На скрип калитки выглянула хозяйка. Обнюхивая незнакомцев, заигрывающе замахал хвостом вежливый пес.
— Нам бы молочка. Похолоднее. Из погреба, — с непосредственностью старого знакомого попросил Рудаев.
— Очень холодного не найдется, — засмущалась хозяйка. — Погреб у нас давнишний, еще с того времени, когда холодухой молочко достуживали. Но освежиться — освежитесь.
— Что такое холодуха? — заинтересовалась Дина Платоновна, когда женщина ушла в дом.
— Обычная жаба. Их раньше клали в кувшины для охлаждения молока.
— Первый раз слышу о таком необычном рефрижераторном устройстве.
Вернулась хозяйка, поставила на стол под вишней большой, литра на три, кувшин и две эмалированные кружки, предложила присесть на лавочку.