— Вы тутошние, из Приморска, чи откуда из других мест? — спросила.
Рудаев показал рукой в сторону города.
— А работаете где?
— На металлургическом.
— Ну и коптилка у вас, прямо скажу, — сразу посуровела женщина. — Сами не дышите и другим не даете. От дыма не знаем, куда деться. Зимой снег белым бывает, только когда упадет, а потом как ржой покрывается. Думаете вы там что или так завсегда будет?
— Думаем, да пока ничего не выходит.
Дина Платоновна с жадностью набросилась на молоко. Опорожнила одну кружку, подлила еще. Взглянула на Бориса — его глаза пристыженно смотрели в сторону.
— Боря, пей. Не будем задерживать человека.
Но хозяйка как раз была рада случаю поговорить. Присев к столу, она принялась рассказывать о себе, о муже, с которым вот уже сколько лет страсть как мается: он у нее рыбак-любитель, все свободное время пропадает на море, а дома гвоздя не забьет, — о соседях, что за плетнем, — для колхоза больные, а на базаре в городе трехпудовые мешки целыми днями ворочают, и свое, и чужое сбывают.
— Какое молоко! Сливки! — облизывая губы, похвалил Рудаев. — И полынком отдает. Люблю…
— Мы коровку свою не забижаем. Травка, сенцо — все самое лучшенькое, — нежно прокудахтала хозяйка.
Попытка расплатиться за угощение успехом не увенчалась. Женщина замахала руками, непритворно обидевшись.
— Сколько километров до завода? — спросила Дина Платоновна, когда отъехали от гостеприимного дома.
— Пятнадцать.
— И сюда достает…
— Бывает, и дальше. Ветры здесь сильные.
— Надо все же что-то делать, Боря. По существу, на заводе этим не занимаются.
— Ты так думаешь? Вон на первой печи поставили электрофильтры, а что толку? И очистка плохая, и ремонтируем без конца. Пока нет такого проекта, в который можно было бы без риска вложить миллионы. А занимаются этим по меньшей мере пять институтов.
— Хорошо бы пробудить у них дух соперничества…
— Он и так должен быть. Решения этой проблемы ждут как манны небесной.
— …или координировать усилия.
— Это никому не удается. Разные школы, разные направления, каждый идет своим путем. Погоня за «чистым» эффектом.
— Жаль. Бывает, комбинация методов дает поразительный результат. Збандут, например, не внес ничего принципиально нового на второй очереди аглофабрики. Просто к известной уже установке сухой газоочистки прибавил мокрую. И, уверяю тебя, на аглофабрике пыль будет побеждена.
Борис не смог сдержать раздражения: не в первый раз ставит она в пример Збандута.
— Збандут, Збандут… Всегда в превосходной степени. — Его упрек исходил от самого сердца. — Послушаешь тебя — можно подумать, что он из белого мрамора высечен.
Не следует сердить Бориса, когда он за рулем. Испортившееся настроение вымещает на машине. Даст полный газ — и мчит как угорелый.
Но Дина Платоновна научилась управлять им. Придвинулась ближе, положила голову ему на плечо. Понемногу Борис снижает скорость, можно опять разговаривать, не боясь прикусить язык.
— А пожалуй, кое-что сделать можно, — говорит он через какое-то время уже совсем другим, домашним голосом. — На уровне нашего завода, естественно. Попробую убедить Збандута, чтобы заключил договор еще с одним институтом. Тогда и старый зашевелится, и новый будет раскачиваться быстрее.
ГЛАВА 4
Долго раздумывал Юрий, выбирая себе профессию. Пример отца не вдохновлял, даже наоборот, отталкивал его от металлургии.
Впервые он увидел отца у печи во время школьной экскурсии. Взмокший от пота, в спецовке с солевыми разводами, Серафим Гаврилович вымешивал длинным металлическим прутом расплавленный металл. Из полуоткрытого окна вырывалось коптящее пламя, казалось, вот-вот оно лизнет отца, подожжет его дымившуюся одежду. В цехе стояла такая жара, что воздух обжигал легкие, и струи пота катились по лицу Юрия, выедая глаза, оставляя соленый привкус на губах. А вокруг суета, крики, шум…
Потом, став обер-мастером, Серафим Гаврилович целыми днями не выходил из цеха, а то, бывало, не возвращался домой и по нескольку суток.
Юрию льстило, что их фамилия была известна всему городу — об отце писали в газетах, сообщали по радио, его портреты красовались на стендах, — но зарабатывать себе славу таким тяжелым трудом он не собирался.
И как ни расписывал Серафим Гаврилович сыну преимущества своей профессии, как ни старался привить Юрию любовь к своему огневому делу, результат получился обратный — о мартеновском цехе Юрий и слышать не хотел. Не учел Серафим Гаврилович, что постоянное, надоедливое навязывание своих мыслей, желаний, требований часто приводит к обратным результатам — вызывает чувство протеста, а то и активное противодействие.