В зале сдержанный смех. Низовкин молчит, словно пережидает его, но и переждав, не находит, что сказать.
— Примерно пол-напол, — отвечает за него Додока.
— А я что, стою рядом, что ли? — Лицо Низовкина озаряется улыбкой облегчения.
«Все-таки кое-как выкрутился, — отмечает Гребенщиков. — Но теперь он приберет к рукам свои кадры». Однако напрасно решил Низовкин, что резонный ответ умилостивил Додоку. Слишком много изъянов в работе торга, секретарь горкома тут же подбрасывает следующий вопрос:
— А вы не объясните мне, товарищ Низовкин, почему в магазинах нет коньяка?
— Его мало отпускают. Да и разбирают здорово. Широко жить стали, с водки на коньяк перешли.
— А почему на складе ресторана «Азов» обнаружено две тысячи семьсот тридцать бутылок? Вы что, весь коньяк решили реализовать через рестораны? Выполняете план за счет наценки?
Низовкин вынужден признать, что есть такая практика, кстати, никем не предписанная, — инициатива на местах. Эту практику он обещает поломать.
— А сколько коньяку может выпить человек за вечер?
Хотя Додока спрашивает как бы походя, Низовкин настораживается, и ответ его уклончив:
— Это в зависимости от способностей.
— А точнее?
— До литра. Но литр, надо вам сказать, одолевают только чемпионы.
— А если три и восемь десятых литра на брата?
— Абсолютно невозможно. Это доза смертельна, — Низовкин замирает, соображая, выпутался ли он и на сей раз из расставленных сетей или, наоборот, еще больше запутался в них.
Губы Додоки сводит улыбка. Добрая она или недобрая — разве разберешь?
— Тогда объясните, пожалуйста, всем нам, как это вы умудрились остаться живым после банкета, который закатили ревизорам? Вас было семь человек, а списана пятьдесят одна бутылка коньяка. Такая сверхживучесть, знаете ли, хоть кого повергнет в недоумение. Это что, результат длительной тренировки? Не мешало бы привлечь деятелей науки для проведения исследовательской работы или деятелей другого рода для проведения следовательской работы.
Эти слова встречаются в зале долгим дружным хохотом. Только Низовкину не до смеха. В пору бы и заплакать. И Додока не смеется. Не потому, что старается сохранить эффектно бесстрастный вид. Начинает злиться.
— Я проверю, — говорит Низовкин, когда наконец устанавливается тишина.
— Что проверите? Проведете эксперимент вторично? Кстати, кто финансировал этот эксперимент? Кто? Попробуйте ответить.
Низовкин молчит.
— Ну, смелее! — торопит его Додока. — Вы угощали за свой счет? Или, может быть, в складчину?
Гребенщиков внутренне сжимается, ясно представив себе состояние Низовкина. На эти вопросы непросто ответить даже с глазу на глаз, а тем более прилюдно, при таком скопище людей. И что предпримет Додока? Просто снимет Низовкина или вдобавок еще и под суд отдаст?
— Вы же знаете, за чей счет! — вскипает вдруг Низовкин.
— Я знаю, но товарищи не знают, — Додока показывает на зал.
Однако Низовкин не говорит, что истрачены государственные деньги. Находит более обтекаемые слова:
— Это за счет наших прибылей.
И опять Додока:
— За счет прибылей и в счет убытков? А каких прибылей? Личных или государственных?
Вот тут уж Низовкин никаких слов не находит. Даже обтекаемых.
— Гостеприимство — великолепная русская черта, но им злоупотреблять не следует, — добивает его Додока. — Что-то в этом от татарского ига, от податей. Приехал хан — давай его ублажай. Но почему, ублажая, нужно забираться в государственный карман? По принципу — чужим добром угощать ведром? Коньяк-то буквально ведрами пили. Платил бы свои — уверен: пяти бутылок хватило бы. — Додока поискал кого-то глазами. — У нас есть еще один очень гостеприимный товарищ — наш строительный магнат Аким Суренович Апресян. Он тоже приехавших, не угостив, не отпустит — умеет сочетать русское радушие с армянским размахом. Но знаете, товарищ Низовкин, чем Апресян от вас выгодно отличается? Он свои деньги платит. Личные. И никто не вправе его упрекнуть.
У Гребенщикова этот демарш никаких эмоций не вызывает. С гостями он поступает просто: предоставляет им возможность есть где вздумается и расплачиваться самим.
— А на толкучку вы ходите, товарищ Низовкин? — начал как бы невзначай Додока новый неожиданный заход.
— Приличным людям там делать нечего.
— Вот как? Я этого не знал и потому хожу. А между прочим, совсем не вредно изучать конъюнктуру рынка, спрос. Выяснить, чего не хватает людям в наших магазинах. Впрочем, вам, я полагаю, всего хватает. — Додока перебрал взглядом сидевших в первом ряду, уставился на директора завода «Мединструмент». — А вы, товарищ Кирюхин, бываете на толкучке?