Глаголин вдавился в угол сиденья, неприкаянно положил руку на руку и так ушел в размышления, что очнулся, только когда услышал веселый голос Юрия:
— Прибыли! Благополучно и без потерь в личном составе.
Выйдя из машины, Глаголин не сразу понял, где он находится. Окраинная улица, небольшие домики, пестрые, разные — всяк на свой образец, деревенские дворики с огородами и садами, луг за ними. А когда понял, добродушно рассмеялся:
— «Думы мои, думы мои, лыхо мени з вамы…»
Завести его в дом стоило немалого труда. Он конфузился, отказывался, выдумывая всякие неубедительные причины, но когда понял, что сопротивление бесполезно, сдался.
Анастасию Логовну никакое внезапное вторжение врасплох не застанет. У нее всегда находится чем накормить и напоить, сколько бы людей ни собралось. Набросив на стол ради гостя лилейной белизны скатерть, стала раскладывать всякую снедь.
Едва расселись, как вернулась с работы Наташа. Заглянув в дверь и увидев незнакомого человека, тут же исчезла, чтобы привести себя в порядок, и вошла через несколько минут свежая, с хорошо уложенной прической. Черноглазая, со смугло-золотистым отливом лица, она выглядела очень хорошенькой.
— Тала, — представилась гостю, сияя простодушной белозубой улыбкой.
Глаголин не сразу назвал свое имя — чуть растерялся.
Серафим Гаврилович разлил по стопкам вино, поднял свою, отведав сначала малость, чтобы проверить, каким зельем потчует их хозяйка.
— Знаешь, что сегодня произошло? — обратился он к Глаголину, сразу переходя на «ты», что делал только из особой симпатии. — Сегодня ты, Владимир, вошел в большую семью металлургов, и вошел не с черного хода, а с парадного крыльца, как человек, им позарез нужный. Я, по правде скажу, когда смотрел на твои ероглифы на доске, думал, что ты в такие дебри залез, из которых не выберешься. А ты плутал-плутал, где только не витал, всех запутал, но выцарапался, к трем дыркам прибрел. Сроду бы не подумал, что простые дырки такого расчета требуют. Так вот, за твою умную голову, которая, прости меня грешного, попала на плечи…
— Ну, папа, ну разве можно так… — Наташа дала понять гостю, что в этом доме грубоватая прямолинейность не у всех в почете.
— Что — папа! Ты знаешь, кто он? — Голос Серафима Гавриловича сразу посуровел. — Он — дойная коровка. Причем кроткого нрава. Подпустить к себе такого, как Гребенщиков… «Пейте себе на здоровье, Андрей Леонидович…»
Глаголину не по душе эти нравоучения, но оборвать хозяина дома не позволяет деликатность.
А вот Борис режет напрямик:
— Батя, надо свою неприязнь обуздывать… Есть все-таки границы приличия.
Но попробуй свернуть Серафима Гавриловича с той колеи, на которую он заехал.
— Будешь обуздывать — как бы тебя не взнуздали! Вы вот уже дообуздывались, что с удилами во рту ходите. И откуда только набрались такого христианского терпения! Хоть бы один по зубам дал…
И снова его остановил Борис:
— Опоздал с советами. Кто-то уже с ним поработал. Во всяком случае, на селекторе он теперь разговаривает по-иному. Всех по имени-отчеству, никаких шпилек, никаких подначек. Правда, отметочки стал объявлять. Тому двойка, тому единица. Как в школе.
— Э-э, — хитро подхихикнул Серафим Гаврилович, — ему не впервой волчью шкуру на овечью менять. А если ты и впрямь поверил, что он овечкой стал, давай дистрибуторщиком меня назначай. Чего в ОТК держишь? Разве это для меня работа? Срам один!
— От срама я тебя как раз и оберегаю. Другому, если запорет плавку, сойдет с рук, а тебя Гребенщиков ославит. — Считая разговор законченным, Борис повернулся к Глаголину. — Вам моя помощь нужна?
— Больше, чем чья бы то ни было. Надо добиться, чтоб техническая отчетность (я имею в виду первичную документацию — паспорта плавок) заполнялась с максимальной тщательностью, правдиво, грамотно и буквально во всем, даже в мелочах, соответствовала действительности. На основании паспортов я буду устанавливать взаимозависимости процесса. Всякие неточные сведения, — а мы их допускаем и с умыслом, и без умысла — повлекут за собой неправильные выводы, и это обернется вам же во вред, поскольку ЭВМ будет выдавать ошибочные решения.
Борис незамедлительно воспользовался случаем кольнуть отца:
— Понимаешь, что это и тебя касается?
— Не понимаю, — окрысился Серафим Гаврилович. — Чтобы понять, я должен знать, почему это так нужно.
— Простите, Серафим Гаврилович, я не лично вас имел в виду, — засмущался Глаголин, — хотя уже успел убедиться, что все контролеры врут. Плюс-минус три — пять минут — в этом они не видят греха, а из маленького вранья получается большое. Почему здесь важна точность? — Он поправил сдвинувшиеся очки. — Вы на докладе Гребенщикова были? В комнату, где монтируется электронно-вычислительная машина, заглядывали? Так вот, мозг у нее сейчас чище, чем у новорожденного ребенка. Одни клетки, а в клетках пусто. Эти клетки придется заполнить, насытить соответствующей информацией, научить думать и выбирать оптимальные решения для ведения процесса.