— А при чем тут я, разрешите полюбопытствовать? Этот цех — заслуга Збандута, и только его.
— Но освоение произошло при вас. А самое главное — не поддержат его. — В голосе Золотарева плохо завуалированное сочувствие, и Гребенщиков сразу определяет, кто ему больше мил. — Наверху, очевидно, настроены против него, иначе не отозвали бы с такой скоропалительностью. При добрых отношениях к человеку поступают по-другому. Можем потерять место: количество кандидатур ограничено.
— Можем, — соглашается Гребенщиков. — Но выдвигать все равно будем. Уж сам факт выдвижения является признанием заслуг. И Збандуту будет приятно, что его помнит коллектив.
Слово «коллектив» в устах Гребенщикова настолько непривычно, что при скороговорке оно застревает в зубах. На это Золотарев почти неуловимо улыбается, но у Гребенщикова очень въедливый глаз.
— Вы чему? — настораживается он.
Хочешь не хочешь — приходится Золотареву изворачиваться.
— Да так, — говорит он. — Вспомнился один комичный случай с выдвижением. Не ко времени и не к месту. — И, уходя от более точных объяснений, продолжает с наигранным оживлением: — Вопросом выдвижения, Андрей Леонидович, обычно занимаются общественные организации. Это не только их дело, но и их прерогатива.
— Тем хуже для наших организаций, если они об этом не подумали. — Фраза демонстративно откровенная, обнаженно холодная, и Золотареву становится понятно, что желание насолить заводским организациям и за их счет укрепить свой авторитет тоже является одним из мотивов действий Гребенщикова.
— Где и как вы думаете оформлять выдвижение? — интересуется Золотарев.
— На очной оперативке. По сути, она является собранием руководящих работников завода, и решение их что-нибудь да значит. В Положении сказано, что выдвигать могут даже частные лица.
— Но общественные организации завода все же должны поддержать это решение.
— Они не могут не поддержать. Как они в таком случае будут выглядеть? — Гребенщиков не сводит с Золотарева придирчивого взгляда. — А кого из рабочих, как вы думаете?
— Этот… Ну, иммигрант из Криворожья, Голубенко. И Сенин.
Кандидатура Сенина никак не устраивает Гребенщикова. Он не терпел Сенина за излишнюю самостоятельность и развитое чувство собственного достоинства, не забыл о тех столкновениях, которые не раз происходили между ними в цехе, и ему претила мысль, что этот мальчишка, пусть даже способный, будет ходить в лауреатах.
— Лучше, если бы кандидатуры цеховиков назвали на оперативке, — говорит он. — Надо оставить возможность для свободного волеизъявления. — И доверительно снизил голос: — А наши с вами роли мы распределим так: я выдвигаю Збандута и Рудаева, вы — деятелей «Южгипромеза». — Гребенщиков усиленно потирает себе лоб, вспоминая что-то упущенное, и, спохватившись, добавляет: — Да! Если кому-нибудь взбредет в голову выдвинуть Флоренцева…
— Ну, это вряд ли…
— …то отвод дадите вы. Надо быть готовым ко всяким неожиданностям.
— И еще одно. У вас с ДОННИИ отношения нормальные?
— Я бы сказал, больше чем нормальные. Прекрасные. Они у нас ведут исследования по договорам, мы ими довольны, они нами тоже.
— Хорошо бы поехать вам туда, провести с ними работу. Поддержат наше выдвижение — мы будем застрахованы от всяких случайностей.
— Прежде всего поддержать должны наши заводские организации. Иначе получится странная ломаная линия.
На губах у Гребенщикова появляется снисходительная улыбка.
— В тактике, Геннадий Кузьмич, в отличие от геометрии, как раз ломаная линия бывает кратчайшим расстоянием между двумя точками. Это, между прочим, хорошо знали немцы, когда решили обойти линию Мажино.
Снисходительная улыбка не слетает с лица Гребенщикова, и тогда, когда, оставшись один, он уверенной рукой рисовальщика выводит черным фломастером контуры черта, а голубым пририсовывает ему нимб святого и крылышки ангела. Так представляется ему эффект, который произведет его благотворительно-великодушная акция на инженеров. И уже заранее в его душе торжественно звучат фанфары.
Оперативка подходила к концу, в кабинете уже возник и разрастался тот легкий шумок, который сопутствует окончанию всякого совещания, когда Гребенщиков, поднявшись во весь рост, чего обычно не делал, торжественно объявил, что вносит предложение выдвинуть соискателей на Государственную премию.
Внешне у этих привыкших ко всяким неожиданностям людей реакция скупая. Правда, они больше привыкли к неприятным неожиданностям. А такая растапливает холодок в глазах и расцвечивает лица улыбками. Среди них и недоуменные, и явно скептические, но их немного. Возражающих не нашлось, и Гребенщиков предложил называть кандидатуры.