Подолгу в заоблачных высях им витать не приходилось. Нет-нет — и взглянет Володя на часы, как бы проверяя, не слишком ли задержался, нет-нет — и мелькнет глухая маета в его глазах, словно представлял он себе в эти мгновения, какими охами и вздохами встретит его мамочка, укоряя за самовольную отлучку. И радость уже становилась не в радость, когда за нее предстояла расплата.
Однажды, возвращаясь домой после такой законспирированной встречи с Володей, Наташа столкнулась с прогуливавшейся по их улице Лидией Николаевной.
— Где Володя? Куда вы его дели? — В том, как сказала это Лидия Николаевна, была не озабоченность, а неприязнь.
— Мне кажется, сейчас он сидит за своими расчетами и теряется в догадках, куда вы пропали. — Легкую иронию слов Наташа попыталась смягчить добродушной улыбкой.
— Деваюсь не я. Девается он! — чуть ли не дрожа, выкрикнула Лидия Николаевна.
На это тоже последовала Наташина мягкая улыбка и не очень мягкая фраза:
— Лидия Николавна, как вы считаете: взрослый человек должен иметь хоть какую-то степень свободы?
— Да, должен. Свободу мыслей, свободу слова, свободу действий, но только не свободу от материнских забот! — тотчас нашелся ответ.
Наташа попросила Лидию Николаевну зайти к ним отдохнуть, выпить чаю, но та отказалась и, торопливо попрощавшись, засеменила по улице, явно одержимая желанием учинить суд и расправу над вышедшим из повиновения сыном.
ГЛАВА 15
Банкет пришлось устроить без всякой подготовки. Во время вечерней репетиции в клубе появился Черемных, поднял руку и торжественно объявил:
— Товарищи, только что по радио было сообщено, что Вере Федоровне Сениной присвоено звание заслуженной артистки республики, а ее коллективу — народного театра балета!
Это сообщение вызвало неистовый восторг. Ребята прыгали, обнимались, как одержавшие победу хоккеисты, кричали «ура», девушки целовались друг с дружкой и обцеловывали Веру Федоровну. Растроганная неожиданно высокой наградой, она смущенно подставляла под поцелуи счастливое и мокрое от радостных слез лицо. Что коллективу должны присвоить звание народного театра, об этом ей шепнули еще в Москве, когда по окончании смотра вручали дипломы лауреатов конкурса, подтвердили это и члены комиссии из Киева, просмотревшие премьеру «Ромео и Джульетты», но, что так высоко будет оценен ее труд, она никак не ожидала.
Дождавшись, когда девчата, излив свои эмоции, угомонились, прижался к жене в неловком быстром поцелуе и Игорь Модестович.
— А знаешь, Веруша, какое я сделал только что открытие? — сказал неожиданно, отстранившись от жены и держа ее за плечи. — Оказывается, слезы радости не соленые. — И, достав из кармана платок, вытер ей, как маленькой, лицо.
Настроение создалось нерабочее, решили всем скопом отправиться в ресторан.
Вот уж где наслушалась Вера Федоровна, какая она хорошая, милая, добрая, умная, самоотверженная. Чем больше осушалось рюмок, тем красноречивее были тосты, тем восторженнее становились эпитеты. Даже Хорунжий, к сантиментам не расположенный, и тот сказал, что лучшего человека в жизни не встречал и не думал, что такие есть. А ведь Хорунжему от Веры Федоровны попадало больше, чем другим. И за то, что пропускал репетиции, и за чрезмерную самоуверенность.
Была счастлива Вера Федоровна, но не менее счастливым был и Игорь Модестович. Всегда и во всем очень сдержанный, он выпивал за каждый тост полную рюмку и с лица его не сходила блаженная улыбка. Сидел бы он рядом с женой, она смогла бы придержать его, но он занял место наискосок и не обращал никакого внимания на грозные взгляды и жесты своей повелительницы. Тостов он не произносил либо от избытка чувств, либо от стеснительности, но выслушивал их, застыв от благоговения, и громче всех кричал «браво».
Совсем растаял Игорь Модестович, когда Черемных поднял бокал и провозгласил:
— Предлагаю тост за человека поистине героического — за Игоря Модестовича! Много труда затратил он на первом этапе, когда помогал жене как тапер, а сколько терпения и сил потребовалось от него, чтобы создать оркестр и стать его дирижером! Вот на какой подвиг может толкнуть человека любовь!
Только сейчас спохватившись, что Игорь Модестович незаслуженно остался сегодня в тени, парни вытащили его из-за стола, подняли на руки и трижды обнесли как триумфатора вокруг стола.
К концу банкета появился Женя. Как ни спешил он из цеха — даже с вечернего рапорта отпросился, — все же попал в ресторан, уже когда все слова были сказаны, все тосты произнесены и все рюмки опустошены.