Гребенщиков находит в себе силы сыронизировать:
— Задним числом?
— Ну, почему числом? — с убийственным спокойствием отшучивается Подобед. — Если уж вы претендуете на точность, то задним часом. — И обращается в зал: — Есть желающие выступить по первому вопросу?
Поднялась одна рука. Рука Серафима Гавриловича Рудаева.
— Говорите.
— Я считаю, что навыступались тут достаточно. Уже рубашки к спинам поприлипали. Давайте подбивать итоги.
Одобрительно кивнув, Подобед сказал:
— Тогда разрешите мне. У меня создалось впечатление, что научные и практические разработки установок радиальной разливки находятся пока не в той стадии, когда можно умозрительно выбрать соответствующий тип для крупнотоннажного производства. Члены технического совета с этим согласны?
— Вполне! Правильно! Согласны! — дружно ответил зал.
— Ставлю вопрос на голосование. Голосуют только члены парткома. Кто за? Кто против? Единогласно. Тогда предлагаю вынести такое конкретное решение: обязать товарища Гребенщикова расторгнуть договор.
— А неустойка? — хватается за соломинку Гребенщиков.
— Об этом надо было думать раньше. И лучше заплатить неустойку, чем устойчиво доводить ошибку до конца.
Подобед снова ставит вопрос на голосование — и снова полное единодушие.
— И последнее по этому вопросу, — продолжает он. — Поручить председателю технического совета товарищу Рудаеву подобрать группу инженеров и рабочих из числа членов техсовета, а товарищу Гребенщикову — послать ее для ознакомления с действующими установками. И туда, где был Рудаев, чтобы исключить возможность субъективных ошибок, и туда, где он не был, — в Тулу, в Сормово. Не мешало бы заглянуть и в ЦНИИЧЕРМЕТ, прозондировать мнение создателей вертикальных установок, и в министерство.
— В общем метод князя Владимира, посылавшего гонцов выбирать веру!
Подобед смотрит на бросившего реплику Гребенщикова неожиданно добродушно.
— А что, метод приемлемый, вполне демократичный. И разве плохую веру выбрали? Во всяком случае, лучше языческой. Без табу на еду и питье, а главное — многоженство запрещено.
Брошенная шутка разряжает накаленную атмосферу. Когда неможется, люди рады возможности посмеяться и смеются, как дети. Заразительно и звонко. Даже на лице у Гребенщикова появляется улыбка. Не очень выразительная, но все же улыбка. Однако она мгновенно сбегает, когда Подобед переходит ко второму вопросу.
— Обычный порядок разбора персонального дела таков, — объясняет он неискушенным. — Либо зачитывается заявление, поданное на товарища, либо заслушивается сообщение того члена парткома, которому было поручено заняться этим делом. Сегодня мы нарушим обычный порядок. Будем задавать товарищу Гребенщикову вопросы. Какие у вас есть, какие возникнут.
— Короче говоря, предлагаете начать с допроса. Как в судилище.
Это острит Гребенщиков, стараясь показать, что дух его не сломлен.
— Аналогии нет, Андрей Леонидович. В судилище начинают с чтения обвинительного заключения. Мы обходимся без него, — на полном серьезе отвечает Подобед. — Но давайте не будем вторгаться в тонкости юриспруденции. Лучше объясните нам, почему вы, решая такой технически принципиальный вопрос, как непрерывная разливка, обошли и техсовет, и партком. — Подобед подчеркнуто вежлив. Ему нужно задать тон, пригасить страсти, не дать выплеснуться в недостойной форме негодованию, которое уже бурлит подспудно.
— Обращаться за советами полезно в тех случаях, когда ты в чем-то неуверен. — Гребенщиков прекрасно понимает, что нужно вести себя тактичнее, скромнее, но натура не позволяет, и слова его звучат заносчиво.
— И в тех случаях, когда и другие не считают тебя носителем абсолютной истины, — добавляет Подобед. — А у вас были технические ошибки.
— Когда? Какие?
— Я не хотел бы ворошить не столь уж отдаленное прошлое, — примирительно произносит Подобед.
Но Гребенщикова удержать трудно, он снова лезет на рожон:
— Во всяком случае, у меня не было таких аварий, как у Рудаева в мартене, когда вся плавка ушла в подину! И в конверторном у него без аварии не обошлось. А из-за этого у нас выдвижение в лауреаты поломалось.
Подобед брезгливо морщится. Даже здесь, в этой сложной обстановке, Гребенщиков не может сдержаться, чтобы не лягнуть своего противника.
— Не было, — хмуро соглашается Подобед. — Но у вас в активе нет того, что есть у Рудаева. Если б не он, мы имели бы захудалый конверторный цех.
— Не было бы и машины для заправки порогов. Так и ворочали бы плечами.